Ветер с Востока одолевает ветер с Запада! Этот лозунг Мао Цзэдуна, который полвека назад разделял и «старший брат» КНР – Советский Союз, сегодня вновь актуален. В том числе – в российской политике. Пример тому и символический – первый президентский визит Владимира Путина в дальнее зарубежье. А именно – в Поднебесную. Правда, спустя полвека бывшие «братские социалистические страны» поменялись ролями.
Свой рывок Китай начал делать еще задолго «лихих девяностых», на которых сегодня в Кремле принято валить все проблемы. Например, в 1979-м году, указывает директор Московского Центра Карнеги Дмитрий Тренин, когда Дэн Сяопин только начинал свои реформы, ВВП КНР составлял примерно 40% от такого же показателя РСФСР. А уже к 1990 году эти показатели сравнялись.
Однако до сих пор в российском политическом сознании трудно усваивается новая роль «младшего партнера». Хотя объективно Россия все стремительнее становится сырьевым придатком своего великого восточного соседа. И даже некоторые важные соглашения, подписанные сейчас в Пекине Росатомом, все равно не меняют общего сальдо в торговом балансе. Из Китая в Россию идут машины, оборудование, ширпотреб, из России в Китай – нефть, лес, металлы.
Но вот если с копированием китайского «технологического чуда» у Кремля пока получается плохо, то вот в политическом плане постсоветская Россия «успешно» копирует именно китайский опыт.
Например, опыт псевдопарламентаризма. Например, во Всекитайском собрании народных представителей традиционно кроме КПК (Коммунистической партии Китая) представлено несколько так называемых «партий-соучастниц в политическом процессе». По числу их даже больше, что в нынешней Госдуме. Но нетрудно догадаться, какая партия в китайском, как и в российском парламенте имеет вечный «контрольный пакет акций».
Идем дальше. Именно в коммунистическом Китае работает система политической преемственности, когда нынешний партийно-государственный лидер заблаговременно готовит смену себе и даже смену своему сменщику. Однако в этих политтехнологиях кремлевцы переплюнули даже китайцев, потому как в КНР бывший премьер все-таки обычно не возвращается в президентское (председательское) кресло.
Наверняка и «Великий китайский файервол» (система фильтрации содержимого интернет-пространства) вызывает зависть у российских чиновников. И при нынешних темпах «политической китаизации» России вполне вероятно, что уже к концу нынешнего первого шестилетнего срока правления Путина будет построена российская «виртуальная стена».
Подобные нововведения очень органично могут писаться во внутриполитическую жизнь путинской России, учитывая внешнеполитический стратегический альянс Москвы и Пекина. Общность позиций по Сирии, Северной Кореи и Ирану, в очередной раз подтвержденная на саммите ШОС, показывают, какую весомую роль в мировых делах способны играть две великие державы и два постоянных члена Совета Безопасности ООН: РФ и КНР.
Тут нелишне вспомнить, что и сама ШОС изначально создавалась как альтернатива НАТО. Однако стоит ли строить иллюзии относительно того, насколько далеко может зайти Китай и ШОС, в поддержке российских интересов в любом противостоянии с Западом?
Позиция Пекина, а также всех российских союзников по ШОС и ОДКБ в конфликте Москвы и Тбилиси в 2008 году, непризнание суверенитета Абхазии и Южной Осетии реально демонстрируют, чего стоят российские стратегические партнеры на Востоке и на какую реальную поддержку может рассчитывать Москва, разыгрывая «китайскую карту»?
Поэтому если ветер с Востока и одолевает ветер с Запада, то, прежде всего, это касается самой России.
Китай продолжает выдавливать Россию из бывших советских среднеазиатских республик. Пока только экономически, но очень настойчиво. И конфликт, который возник сейчас в Пекине между Путиным и Ху Цзиньтао по поводу создания банка развития ШОС и финансирования, прежде всего Китаем, государств Центральной Азии – это только один из тревожных звоночков.
Подобные звонки уже давно раздаются на российском Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, где продолжается китайская экспансия во всех областях жизни. А в самом Китае все еще рисуют карты, на которых особо выделены те самые полтора миллиона кв. км территории Приморья и Забайкалья, полученные императорской Россией от императорского Китая в середине 19-го века.
К счастью, крупномасштабный военный конфликт России и Китая пока можно представить только в страшном сне, хотя российские генштабисты, планомерно усиливающие мощь Восточного военного округа, похоже, не исключают в своих планах и такие варианты.
Гораздо реальнее выглядит экспансия мирная. Например, по утверждению ученого-демографа Жанны Зайончковской из Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, именно китайцы со временем могут стать второй (после русских) этнической группой в Российской Федерации. О том, к каким политически переменам в восточных регионах страны это приведет, пока можно только гадать…
Но, на мой взгляд, дело даже не в формальных переменах в этническом составе населения, потому как история стран и народов, это не что иное, как история ассимиляций. И, конечно, хорошо, когда этот процесс проходит ненасильственным путем. По-моему, гораздо важнее понять то, какая переоценка ценностей предстоит российскому обществу, если Россия пойдет по китайской модели развития, и будет копировать китайскую политическую систему.
Очевидно, что ни КНР, ни другие члены ШОС в ближайшем будущем не станут западными демократиями, а вот у постсоветской России еще сохраняются шансы такой демократией стать. Если, конечно, ветер с Востока не одолеет ветер с Запада.