16 февраля 2015 года помощник президента России Владислав Сурков посетил с однодневным визитом Абхазию. Визиты подобного рода являются регулярной практикой в деятельности высокопоставленного чиновника, ответственного за абхазское и югоосетинское направление российской политики. Поездка Суркова могла бы остаться рядовым событием, если бы не его заявления относительно границы между РФ и Абхазией.
Комментируя журналистский вопрос по поводу очередей на реке Псоу, помощник Владимира Путина заявил, что сам сталкивался с этой проблемой во время своих вояжей в Сухуми. В сегодняшних условиях, заявил Сурков, эта проблема требует решения. «В конечном итоге эту границу надо снимать, между нами не должно быть границ, и это предусмотрено новым договором между Россией и Абхазией», – резюмировал кремлевский чиновник.
Но для любого текста важен контекст. Оценка Суркова вызвала повышенный интерес не в последнюю очередь не только из-за сложной динамики российско-грузинских отношений и собственно абхазской динамики. Остроты его высказыванию прибавляет продолжающийся украинский кризис. В марте 2015 года исполняется первый год с момента де-факто аннексии Крыма Россией. Для Украины, США и их союзников – это аннексия, а для Москвы – «самоопределение народа полуострова и восстановление исторической справедливости». Однако как бы кто ни интерпретировал это событие, а также истоки и причины вооруженного конфликта в Донбассе, речь идет о прецеденте пересмотра и оспаривания границ, доставшихся новым независимым государствам после распада Советского Союза. Насколько широко будет распространена новая политическая практика? И возможно ли повторение крымского сценария в других точках постсоветского пространства.
На сегодняшний день Грузия, ее ближайшие союзники, а также большая часть стран-членов ООН рассматривает реку Псоу в качестве российско-грузинского межгосударственного рубежа, в то время как Россия, признавая абхазскую независимость, видит ситуацию иначе. Для Москвы речь идет о «новых реалиях в Закавказье», в которых РФ граничит с отдельным независимым государством – Республикой Абхазия. При вступлении России в ВТО именно «пограничный сюжет» был наиболее острым дискуссионным вопросом, потребовавшим настоящей виртуозности дипломатических формулировок для достижения устраивающего всех компромисса.
После того, как Москва 26 августа 2008 года признала независимость Абхазии, Россия изменила свой статус. Из медиатора в конфликте она превратилась в гаранта безопасности частично признанной республики, а также стороны, обеспечивающей ее социально-экономическую реабилитацию. За прошедший период эксперты и политики, наблюдающие за ситуацией в Абхазии стали свидетелями интересного парадокса. С одной стороны, Сухуми – в отличие от Цхинвали – не стремится стать частью РФ и пытается продвинуть всеми доступными средствами свое признание на международной арене. С другой стороны – очевиден рост зависимости от российского бюджета и военно-политических гарантий. В этих условиях существование границы в ее нынешнем виде и правда вызывает определенные вопросы. Ведь сегодня в отличие от 1990-х годов Москва не воспринимает Абхазию, как возможного союзника для северокавказских сепаратистов. Более того, для развития единого курортно-рекреационного комплекса Большого Сочи (в котором российский бизнес видит и абхазский интерес) границы с длинными очередями и неприятными процедурами, отнимающими время, вряд ли полезны.
Однако «пограничная история» не так проста, как кажется кому-то на первый взгляд. В ней есть свои нюансы, на которые следует обратить внимание. И совершенно не случайно новый глава Абхазии Рауль Хаджимба, общаясь с журналистами, подчеркнул, что в ходе общения с помощником Владимира Путина они обсуждали проблемы облегчения пограничного режима. Но не отмену границы, как таковой! И, конечно же, не изменение статуса Абхазии, как бы кто к нему сегодня ни относился. В том самом договоре, который в ходе последовавшей после высказывания Суркова дискуссии не раз упоминался, не идет речи о превращении Абхазии в новый субъект Российской Федерации или отказе от ее признания в качестве отдельного образования. Таким образом, не следует расценивать фразу помощника Путина, как сигнал к реализации «крымского сценария» в Закавказье.
Более того, вся история с российско-абхазским договором также показала: Сухуми не готов принимать в полном объеме все формулировки Москвы. По справедливому замечанию эксперта Фонда Карнеги Томаса де Ваала, «комментаторы почти не заметили то, насколько абхазская сторона изменила изначальный вариант договора. И даже удалила из него ряд моментов. Слово «интеграция» было заменено на «стратегическое партнерство». Россиянам не было предоставлено право приобретения абхазского гражданства. Внешняя политика стала «скоординированной», а не «согласованной». Абхазская сторона сохранила свои собственные военные структуры». Не будем забывать и о неразрешенных проблемах с рынком недвижимости (речь о допуске россиян) и вообще имущественных вопросах. Следовательно, не следует спешить с выводами и множить алармистские прогнозы. На мой взгляд, облегчение пересечения границы не означает ликвидации абхазской субъектности, пусть и частично признанной.
Автор – Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета