ОДКБ: евразийская версия НАТО или структура региональной безопасности?

Posted September 26th, 2013 at 9:07 pm (UTC+0)
15 comments

Фото АР

Фото АР

23 сентября в Сочи состоялся саммит Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Интерес к этому событию определяется как тактическими, так и стратегическими соображениями.

Нынешний форум состоялся на фоне серии внешнеполитических успехов Москвы. На сегодняшний день со стопроцентной точностью невозможно предсказать, как дальше будет развиваться ситуация вокруг Сирии. Однако сирийская инициатива России, а также жесткая полемическая публикация Владимира Путина в New York Times и его яркая презентация на форуме в Валдае четко показали: Кремль пытается демонстрировать свое видение не только отдельных сюжетов мировой политики, но и международных отношений в целом. И к этому мнению готовы прислушиваться даже его критики и оппоненты. В этой связи возник вопрос: «В каком направлении Кремль собирается конвертировать свои – пускай и тактические – успехи?» Это в особенности важно для постсоветского пространства, которое российское руководство считает зоной своих приоритетных интересов.

Если же говорить об ОДКБ, то стоит обратить внимание, что половина членов этой структуры – государства Центральной Азии. Впереди у этого региона непростые испытания. Переформатирование международного присутствия в Афганистане в 2014 году повышает риски для безопасности Центральной Азии. Многие проблемы, обозначенные еще до 2001 года, то есть до начала американского и натовского вмешательства, не разрешены. И прежде всего, речь идет об укреплении государственной власти Афганистана. Тем более что и помимо «афганского фактора» регион переполнен другими проблемами, начиная от неразрешенных пограничных споров и проблемы обеспеченности водными ресурсами и заканчивая растущим радикальным исламизмом и проблемой преемственности власти. В отличие от ШОС – организации, в которой присутствуют два главных интеграционных поля (российское и китайское) и которая охватывает не только проблемы безопасности, ОДКБ выглядит как более компактное объединение с узкой специализацией. Означает ли это, что у нее больше шансов на успешное развитие? И можно ли говорить о постепенном превращении ОДКБ в аналог НАТО в Евразии?

Ответы на эти вопросы зависят от того, какие цели и задачи организация будет рассматривать в качестве приоритетных. Саммит в Сочи, если судить по принятым там документам, показал, что ОДКБ пытается работать по двум основным направлениям. С одной стороны, члены Организации приняли документ по ситуации в Сирии, в котором фактически солидаризировались с российской позицией. Была сделана еще одна попытка противопоставить «гуманитарной интервенции» как методологии решения этнополитических конфликтов, иное – если угодно, более консервативное видение. С другой стороны, явный акцент в сочинской повестке дня был сделан не на проблемы мировой политики, а на сюжеты региональной безопасности. Не случайно важнейшим приоритетом саммита стало рассмотрение помощи Таджикистану в переоснащении его пограничной службы. Таджикская граница с Афганистаном (особенно в связи с печальным опытом начала 1990-х годов) рассматривается как форпост ОДКБ на этом потенциально опасном направлении.

Нет никакого сомнения в том, что вопрос об обустройстве таджикско-афганской границы требует предметной качественной проработки и практической реализации. Лучше делать это в режиме превентивных мер, чем запоздалой реакции на опасные геополитические вызовы. Однако «среднеазиатский акцент» ОДКБ в то же самое время показывает и все ресурсные ограничители данной интеграционной структуры. В этой связи чрезвычайно важно обратить внимание на потенциал стран-участниц ОДКБ. Однако даже поверхностного взгляда достаточно, чтобы понять, что снова главным «донором» проекта выступает Россия. В отличие от НАТО, являющегося жизненным делом не только США, но и их союзников (которые также раскошеливаются на Альянс), ОДКБ – это в первую голову структура, за содержание которой платит и будет платить Москва.

У других членов ОДКБ собственная мотивация выражена намного слабее. Стоит обратить внимание и на то, что внутри ОДКБ, несмотря на отсутствие в рядах организации таких сложных постсоветских партнеров Москвы, как Украина, Молдова или Азербайджан, присутствует выраженная региональная специализация. И вряд ли в случае эскалации конфликта вокруг Нагорного Карабаха Минск, Душанбе и Астана поддержат Ереван однозначно и безоговорочно. То же самое относится к интересам Армении и Беларуси к проблемам безопасности в Центральной Азии. Риторика риторикой, но есть сомнения в том, что военные из этих стран на практике будут вовлечены в защиту таджикско-афганского рубежа. В пользу данных выводов говорят и примеры из недавнего прошлого. Вспомним, как во время августовской войны 2008 года в Закавказье ближайшие партнеры РФ не последовали примеру Москвы и не признали независимость Абхазии и Южной Осетии. Этого шага не сделал даже Александр Лукашенко, глава Беларуси, являющейся с формально-правовой точки зрения не просто союзником России, но и частью Союзного с РФ государства.

Таким образом, у ОДКБ есть возможности сыграть свою позитивную роль для укрепления безопасности в Центральной Азии. И было бы полезно, если бы этот фактор адекватно оценили бы и на Западе, и в КНР. Не пытаясь мешать деятельности организации на основании одной лишь подозрительности по поводу «аппетитов Путина» или «имперского возрождения России». Однако уже на Южном Кавказе ресурсы организации (если не считать собственных возможностей и интересов России) крайне ограничены. Внутри этой структуры нет такой степени спаянности, которая отличает натовские структуры. Следовательно, говорить о появлении «евразийского НАТО», как минимум, преждевременно. Но в качестве политического игрока в Центральной Азии ОДКБ необходимо рассматривать. Впрочем, лучшим подспорьем для этого могла бы стать эффективность самой организации.

Объединиться или размежеваться?

Posted September 19th, 2013 at 4:57 pm (UTC+0)
27 comments

На прошлой неделе президент России Владимир Путин поручил провести переговоры с целью подписания специального документа, в котором бы регламентировался режим межгосударственной границы РФ и Южной Осетии.

На сегодняшний день Южная Осетия является частично признанной республикой. Помимо России ее независимость признается еще четырьмя странами-членами ООН. С точки зрения официального Тбилиси, это – неотъемлемая часть Грузии, оккупированная северным соседом.

Подавляющее большинство членов ООН поддерживают территориальную целостность Грузии, хотя контроль над Цхинвали Грузия потеряла еще в начале 1990-х годов (в августе 2008 года произошло лишь юридическое признание этого факта со стороны Москвы). При этом некоторые союзники Тбилиси (США, Литва, Румыния), а также ряд международных организаций (Европейский парламент, НАТО) признают факт оккупации Абхазии и Южной Осетии.

Российско-югоосетинский участок границы (считающийся в большинстве государств российско-грузинским рубежом) составляет 74 км. Однако перспективы развития вокруг этой небольшой территории волнуют не только страны Кавказского региона. Насколько же важной представляется «разграничительная» инициатива Владимира Путина? В какой степени она может повлиять на динамику грузино-осетинского конфликта и на позиции  России на Большом Кавказе?

Абхазия и Южная Осетия, как две непризнанные (а затем признанные частично) республики имеют много общих черт. Однако было бы неверным не видеть и принципиальных отличий между ними. Если абхазское движение, начиная с периода распада СССР, стремилось к созданию своей государственности (в данном случае вторичен вопрос о том, имеет ли она перспективы?), то лидеры Южной Осетии в качестве своей стратегической цели видели объединение с республикой Северная Осетия (субъектом в составе РСФСР, а потом РФ) под эгидой Москвы. В июне 2004 года и в марте 2006 года предыдущий югоосетинский лидер Эдуард Кокойты даже обращался с соответствующими ходатайствами в российский парламент и Конституционный суд. При этом, жители Южной Осетии рассматривают в качестве своей родины не столько большую Россию, сколько собственную республику. Однако в объединении с Северной Осетией и, в конечном итоге с РФ они видят лучшую перспективу. Подобные взгляды подогреваются всей политической практикой последних двух десятилетий. За это время югоосетинская столица Цхинвали несколько раз становилась объектом атак со стороны Грузии. Ни мощной диаспоры (сопоставимой с армянской, поддерживающей устремления Нагорного Карабаха), ни привлекательных ресурсов, какие есть у абхазов (Черное море) у Южной Осетии нет. Отсюда и узость геополитического выбора.

Однако Москва все эти годы не спешила реагировать на югоосетинские объединительные инициативы. До мая 2004 года она пыталась поддерживать статус-кво. Когда же начался процесс «разморозки конфликта» (то есть стремление к пересмотру формата миротворческой операции и роли самой России в ней), то РФ выступила в качестве военно-политического патрона югоосетинского самоопределения. Не самоопределения вообще, а проекта, ориентированного на выход из состава Грузии. 26 августа 2008 года Южная Осетия была признана Кремлем в качестве независимого государства, а 5 сентября того же года с ней были установлены дипломатические отношения. Но в течение последующих пяти лет российские руководители воздерживались от однозначных оценок перспектив возможного появления нового субъекта РФ. Были вялые комментарии по поводу решающего права народа, что лишь провоцировало слухи об экспансионистских планах Москвы.

Думается, что сентябрьское решение Владимира Путина в определенном смысле ставит точку в спорах о том, прирастет ли Россия Южной Осетией. Москва дает недвусмысленный сигнал: она продолжает признавать Цхинвали и будет обустраивать с ним границу. Понятное дело, эта будет граница двух несимметричных союзников, точнее даже патрона и клиента. Но это будет именно граница. Нового субъекта в составе РФ не предполагается. И объединение с Северной Осетией, как минимум, откладывается, а как максимум, снимается с повестки дня. Мотивы такого решения более или менее ясны.

Что бы ни говорил Владимир Путин или отдельные депутаты российского парламента про США и «коварный Запад», Кремль не хотел бы наращивания конфронтации. Признание государственности двух бывших автономий Грузии простить могли. При всей неоднозначности восприятия российских действий пятилетней давности политики и политологи в США и странах ЕС прекрасно осознавали и ответственность Тбилиси за поражение и утрату территорий, и тот факт, что эта утрата де-факто случилась задолго до «горячего августа» 2008 года.

Но одно дело – некий ответ на грузинские действия и даже признание двух утраченных Грузией автономий, а совсем другое – присоединение земель, считающихся формально частями другого государства. Думается, что такие действия могут раскрутить маховик нового противостояния с Западом.

Тем паче, что и помимо Южной Осетии острых противоречий в отношениях накопилось немало. Во-вторых, не стоит сбрасывать со счетов и олимпийский фактор. Для Владимира Путина успех игр в Сочи – не только его личное достижение, но и инструмент для утверждения международного престижа страны. И в этом плане любое дополнительное обострение ситуации на Большом Кавказе не выглядит интересным.

Тем паче, что и Грузия уже не собирается бойкотировать игры, а прагматизация двусторонних отношений с Тбилиси без резких движений и прорывов интересам Кремля отвечает. К тому же и без формального вхождения Южной Осетии в состав РФ у Москвы есть много инструментов для обеспечения своего интереса в республике и на Кавказе в целом. Другой вопрос, как пользоваться ими результативно.

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

ШОС: потенциальные возможности и ограничители

Posted September 12th, 2013 at 4:29 pm (UTC+0)
3 comments

Фото АР

Фото АР

Начиная с 3 сентября, Председатель КНР Си Цзиньпин совершает турне по четырем странам Центральной Азии. В своем новом качестве (а новый глава Китая заступил на свой пост в марте) он осуществляет такую поездку впервые. И хотя главным приоритетом поездки Председателя КНР обозначена экономика, его турне завершается киргизским аккордом. В столице Кыргызстана Бишкеке состоится саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в ходе которого будут обсуждаться отнюдь не только вопросы экономической кооперации, но и безопасности. Страны Центральной Азии с тревогой наблюдают за динамикой в Афганистане. Переформатирование присутствия США и НАТО в этой стране ставит немало сложных задач, как перед среднеазиатскими республиками, так и перед соседними Россией и Китаем.

Причин для тревоги есть немало. И сегодня, спустя 12 лет после начала международной операции в Афганистане, эта страна остается источником нестабильности и разнообразных угроз (террористической, наркотической). Слабость центральной власти и опасность распространения исламизма заставляют Москву и Пекин заранее готовиться к «проблеме-2014». У России самая протяженная в Евразии сухопутная граница с Казахстаном, непростые внутренние проблемы (Северный Кавказ и Поволжье), в то время как КНР стоит перед лицом уйгурского вызова. Да и фактор общей границы с Афганистаном никто не отменял. В этой связи понятен интерес, который Москва, Пекин, а также среднеазиатские официальные круги проявляют к такой интеграционной структуре, как ШОС.

Уже не первый год эта организация существует. И хотя особых прорывов в обеспечение региональной безопасности она не принесла, ряд позитивных результатов было достигнуто. Во-первых, сама организация была сформирована в процессе делимитации границ между КНР и республиками Центральной Азии. Во-вторых, она стала важным каналом коммуникации между Западом и Востоком. Трудно в Евразии найти структуру, в которой участвовали бы вместе члены НАТО (Турция, имеющая статус «партнера по диалогу») и ОДКБ (Россия, Казахстан и другие). Вряд ли бы вне рамок ШОС взаимодействовали бы друг с другом Пакистан и Индия, у которых имеется масса спорных проблем, начиная от Кашмира и заканчивая ядерными программами. То же самое относится к Ирану и Пакистану, Пакистану и России. Тегеран и Москва крайне настороженно наблюдают за сотрудничеством Исламабада с движением «Талибан» и опасаются повторения сценариев, которые уже имели место на афганской территории до 2001 года. При этом ШОС является площадкой, на которой можно провести обсуждение этих противоречий и заняться поиском компромиссных решений.

И вот тут самое время сказать, что недостатки являются продолжениями достоинств (как, впрочем, и наоборот). Потенциал ШОС выглядит солидным, а претензии данной структуры кажутся глобальными. Учитывая хотя бы фактор демографии, ибо в рядах Организации четыре страны из первой десятки самых многонаселенных. Между тем, и помимо демографии в рядах ШОС собрались два постоянных члена Совбеза ООН! Но при этом противоречия внутри членов Организации никуда не уходят.

Выше мы уже рассмотрели только те проблемы, которые находятся на поверхности. Но при более глубоком анализе можно обнаружить и разночтения Пекина и Москвы. Да, сегодня они едины в подходах к Сирии, и вообще к перспективам форсированной демократизации и интервенция для смены режимов. Но экономически растущие амбиции Китая в Центральной Азии создают определенные вызовы для Москвы. Планов у Пекина немало, достаточно хотя бы бегло ознакомиться с перечнем проектов, привезенных Си Цзиньпином во время его турне по среднеазиатским республикам. Тут широкий спектр, начиная от логистики и заканчивая энергетикой.

Непраздный вопрос, готова ли Москва потесниться и уступить привлекательные сегменты рынка Центральной Азии своему партнеру ради единства глобальных целей? Вопрос, скорее риторический. Вряд ли Пекин, чей потенциал растет день от дня, готов поступиться своими интересами ради абстрактной союзнической верности. Усиления Китая опасается и Индия, обеспокоенная многолетним сотрудничеством Пекина и Исламабада. Да и по сути своей ШОС сильно отличается от других постсоветских объединений. Здесь нет четко выраженного лидерства Москвы. Как минимум, Шанхайская организация строится вокруг двух гравитационных полей – российского и китайского.

Но означает ли это обреченность ШОС на воспроизводство благих пожеланий? Думается, положительный ответ на этот вопрос был бы упрощенчеством. Организация важна, прежде всего, как канал коммуникации. И для самих евразийских игроков с их разночтениями, спорами и амбициям, и для стран Запада. Не зря многие американские эксперты отмечают прагматизм, как основу для деятельности ШОС. После того, как в 2014 году международное присутствие в Афганистане будет изменено, фактор Запада никуда не денется. Но он перестанет быть доминирующим. И это «выпадающее пространство» может быть отчасти занято ШОС. Его эффективность в этом случае будет не в соперничестве с США и их союзниками, а в обеспечении сложного «оркестра интересов». Впрочем, для слаженной игры отдельным музыкантам придется серьезно поработать над исполнительским мастерством.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Сенсация без сенсации

Posted September 6th, 2013 at 6:47 pm (UTC+0)
4 comments

Владимир Путин и Серж Саркисян

Владимир Путин и Серж Саркисян

3 сентября президент Армении Серж Саркисян посетил Москву. В ходе встречи со своим российским коллегой армянский лидер заявил, что его страна намерена присоединиться к Таможенному союзу и принимать участие в других проектах евразийской интеграции, строящихся вокруг России.

На первый взгляд, эту новость можно назвать сенсационной. В течение последних месяцев отношения между Россией и Арменией выглядели, как определенное охлаждение. И хотя первые лица корректно воздерживались от взаимных обвинений и критики, эксперты и журналисты справедливо отмечали ряд проблем, по которым у Еревана и Москвы наметились расхождения. В первую очередь, речь шла о стремлении Армении парафировать Соглашение с ЕС об Ассоциации, а также о российско-азербайджанском военно-техническом сотрудничестве. При этом представители армянского истеблишмента высказывались скептически относительно вступления кавказской республики в Таможенный союз. Премьер-министр Армении Тигран Саркисян говорил о том, что присоединение его страны к данному интеграционному проекту географически невозможно в виду отсутствия общей границы. Схожую мотивацию озвучивал и заместитель министра иностранных дел Шаварш Кочарян, подчеркивая при этом стремление Москвы оказывать на Ереван политическое давление.

Однако при более глубоком анализе выясняется, что расценивать сентябрьский визит президента Армении, как сенсацию не приходится. Как минимум, это преждевременно. Прежде всего, потому что, несмотря на определенные разночтения, Ереван продолжает оставаться важнейшим стратегическим союзником Москвы на Южном Кавказе. Армения – единственная кавказская республика, которая входит в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ). На ее территории располагается российская военная база, а пограничники из РФ вместе с армянскими коллегами защищают внешний периметр границ этого государства. Россия на сегодняшний день является крупнейшим зарубежным инвестором в экономику Армении. А это 44,1% всех прямых инвестиций и такие проекты, как модернизация ГЭС, железнодорожное строительство, энергетика. Ереван не может также игнорировать участие Москвы в процессе нагорно-карабахского урегулирования, а также ситуацию вокруг Сирии и Ближнего Востока в целом. Турция делит с Арменией общую границу. И сегодня эта граница закрыта, а Анкара поддерживает позицию Баку в конфликте из-за Нагорного Карабаха. Возможное же участие турецкой армии в военном вмешательстве с сирийский кризис создает для Еревана опасный прецедент. И в этом плане союзничество с Россией и российское военное присутствие – серьезная страховка.

Таким образом, было бы неверно рассматривать московское заявление Сержа Саркисяна исключительно, как следствие устремлений Кремля перетянуть большее количество бывших советских республик на свою сторону. У Армении есть свои собственные мотивы и свой собственный интерес к кооперации с Москвой. Другой вопрос, что с заявлением о вступлении в Таможенный союз интерес к сотрудничеству с Западом никуда не исчезнет. Находясь с визитом в российской столице, Саркисян ничего не говорил о том, что европейское направление в его политике будет элиминировано.

Возможно, не стоит опережать события, и заявление о пересмотре подходов к интеграции с ЕС еще прозвучат. Однако на сегодняшний день тезисов о том, что представители Армении не приедут на саммит «Восточного партнерства» в Вильнюс, пока что не озвучено. Да и из самого проекта, патронируемого Евросоюзом, Ереван выходить не собирается, как и отказываться от кооперации с НАТО. Армянская внешняя политика исходит из того, что уход с западной площадки обеспечивает автоматически перевес Азербайджану.

Поэтому-то курс Еревана и получил такое определение, как «комплементаризм», то есть стремление к выстраиванию взаимовыгодных и дополняющих друг друга двусторонних и многосторонних отношений. И сейчас нет свидетельств того, что армянское руководство откажется от приверженности этому курсу. Делается это не из-за какой-то особой дипломатической хитрости. В условиях, когда две границы из четырех закрыты (турецкая и азербайджанская), а два оставшихся выхода в мир (грузинский и иранский) проблематичны из-за сложных взаимоотношений Москвы и Тбилиси, Запада и Тегерана, приходится маневрировать и не складывать яйца в одну корзину.

И последнее (по порядку, но не по важности). Конечно же, Таможенный союз – это проект, где доминирует Россия. Однако помимо РФ в него входят также Казахстан и Беларусь, у которых также есть свои интересы и своя мотивация. Все это потребует гармонизации уже не в теории, а на практике. Поэтому говорить о том, что Армения сделала окончательный выбор, не приходится. История продолжается.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Украина: ЕС или ТС?

Posted July 31st, 2013 at 6:48 pm (UTC+0)
39 comments

Двухдневный украинский визит президента России Владимира Путина был наполнен историческими символами. Здесь и 1025 –летие Крещения Руси, и день Военно-морского флота. Посещение Севастополя, имеющего для российской истории особое значение, а также участие в торжествах Патриарха Московского Кирилла должны были подчеркнуть неразрывные связи и единство двух славянских государств.

Однако сегодняшние политические и социально-экономические реалии сильно отличаются от риторики. Даже поверхностного взгляда на хронику встреч президентов Виктора Януковича и Владимира Путина достаточно, чтобы понять: Москве и Киеву предстоит серьезное испытание. Уже не в первый раз главы двух государств встречаются урывками. Создается ощущение, что они намеренно избегают неприятных вопросов и острой полемики на виду у журналистов.

И имя этому предстоящему испытанию – европейская интеграция. В ноябре 2013 года в Вильнюсе состоится саммит Евросоюза и стран-участниц проекта «Восточное партнерство». Если до этого времени не случится чудо, то  Украина подпишет Соглашение об Ассоциации с «объединенной Европой». В отличие от Грузии или Армении, речь не идет только о парафировании документа. Если произойдет такой вариант развития событий, то все разговоры о постсоветской интеграции с участием Киева будут, как минимум, поставлены под вопрос. А как максимум, на этих планах можно будет поставить крест.

Сегодня многие политики и эксперты вспоминают «дней Викторовых прекрасное начало». Когда в 2010 году четвертый президент Украины выиграл президентские выборы, Москва воспринимала этот результат, как большой геополитический успех. Виктор Янукович победил лидера «оранжевой революции» Виктора Ющенко.

Предшественник ныне действующего президента Украины выступал за максимальное уменьшение российского влияния на свою страну, а также за ускорение европейской и североатлантической интеграции. Поэтому начало президентской легислатуры Януковича воспринималось в Москве, как прорыв. Были подписаны Харьковские соглашения, предполагавшие пролонгацию пребывания российского Черноморского флота в Севастополе. Да и сама риторика Киева свидетельствовала о возвращении прагматики в отношения между двумя странами.

Однако «медовый месяц» не перерос в нечто большее. Тезка Виктора Ющенко по части европейской интеграции достиг не меньших успехов. При этом, пройдя через период резкого охлаждения с ЕС после скандальных дел Юлии Тимошенко и Юрия Луценко, он провел успешную «перезагрузку». Вспомним хотя бы тяжелую атмосферу взаимоотношений Киева и Брюсселя времен последнего чемпионата Европы по футболу, который рассматривался в качестве европейской презентации Украины. И которая, по мнению многих политиков, экспертов и правозащитников из стран ЕС провалилась.

Однако не провалился сам курс на укрепление связей между Киевом и «объединенной Европой».  И сегодня результаты социологических опросов, проводимых разными центрами на территории Украины, свидетельствуют, что европейская интеграция пользуется поддержкой у населения республики. Даже если принять во внимание завышенные ожидания и неоправданные надежды относительно перспектив кооперации с ЕС, с этим фактором нельзя не считаться ни одному из украинских политиков.

Вместе с тем, нынешняя украинская власть не может не понимать и другой вещи: внешнеполитический выбор страны в значительной степени является продолжением внутриполитического выбора. Украина по-прежнему продолжает оставаться страной с не до конца сформированной политической и гражданской идентинчостью. К тому же, в отличие от Москвы Брюссель намного более строг в своих требованиях относительно транспарентности власти и демократических процедур. Но соблюдать эти процедуры в точности не так просто для гибридного режима – ибо велик риск потерять власть.

Радикальный выбор Киева в пользу либо ЕС либо ТС также создает немало трудностей, в особенности с учетом перспективы ограничений свободного движения рабочей силы в пределах Таможенного союза с 2015 года. Между тем, многие рядовые граждане Украины в значительной степени связаны с российским рынком труда. При  этом Соглашение об Ассоциации совсем не означает немедленного продвижения по пути к членству в ЕС, переживаюшим, к слову сказать, не самые лучшие свои времена. Не только в экономике, но и в интеграционных процессах.

Но проблема в том, что и сам Таможенный союз (один из самых любимых проектов Владимира Путина) является в своем нынешнем виде «сырым». По справедливому замечанию известного экономиста Алексея Портанского, существующее объединение «России, Казахстана и Белоруссии так и останется неполноценным и слабым интеграционным проектом, если к нему не присоединится в полной мере Украина. Ибо лишь локомотив в составе России и Украины способен придать необходимую мощь региональной интеграции. Исторический опыт ЕС, где таким локомотивом выступили в свое время Германия и Франция, убедительное тому подтверждение».

Во многом нынешняя ситуация напоминает выбор Советского Союза времени упадка. Москва прекрасно понимала, что подписание союзного договора без Киева сделает общее государство малоэффективным «обрубком» прежнего проекта. Тем паче, что Украина наряду с Беларусью является важнейшим окном потенциального ТС в Европу, а при любом отношении к евроинтеграции ЕС остается важнейшим партнером России. Да и на внутриполитическом рынке единство Киева и Москвы сыграло бы на руку Владимиру Путину, повысило бы его легитимность и продемонстрировало бы высокую эффективность. Однако сегодняшняя украинская власть предпочитает не столько красивую риторику, сколько прагматику. И не исключено, что на предложения Москвы из Киева прозвучал бы положительный ответ, если бы сами российские сигналы были бы сформулированы более четко.

Таким образом, российская сторона попыталась переломить ситуацию в свою пользу накануне предстоящего саммита в Вильнюсе. Перелом, похоже, не наступил. Вопрос: какие уроки из прошедших праздников извлекли для себя Киев и Москва? Ответ на него мы увидим в самое ближайшее время.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудником Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)

Неспокойные центрально-азиатские границы

Posted July 24th, 2013 at 6:29 pm (UTC+0)
12 comments

На кыргызско-узбекской государственной границе снова тревожно. 23 июля 2013 года между пограничниками этих двух стран произошла перестрелка. Сегодня стороны дают свои версии инцидента, пытаясь представить дело в выгодном для себя свете. Однако, что бы ни говорили представители Бишкека и Ташкента об июльском пограничном столкновении, ясно одно: это – не исключение из правил, а, скорее, подтверждение общего правила. Так, в середине июня на границе Узбекистана и Кыргызстана имел место другой инцидент, в ходе которого погиб гражданин одной из республик.

Центрально-азиатское пограничье перегружено сегодня острыми проблемами и вызовами. Если не предпринять усилия по их разрешению, то исключать эскалацию насилия в регионе нельзя. Тем паче, что в скором будущем к имеющемуся списку вызовов добавится афганская динамика после изменения формата международного присутствия в этой проблемной стране.

Сложные взаимоотношения Узбекистана и Кыргызстана было бы целесообразно рассматривать не в двустороннем, а в трехстороннем формате, не забывая и о Таджикистане. Во-первых, все три страны имеют свои сегменты Ферганской долины. Эта часть Центральной Азии имеет особое значение с точки зрения рисков для стабильности и безопасности. Долина занимает площадь 100 кв. км, а ее население – это 11 миллионов человек. Бедность и высокий уровень безработицы, а также слаборазвитая инфраструктура превратили ее в один из главнейших центров исламского радикализма во всей Центральной Азии.

Во-вторых, все три страны региона имеют сложнейшие внутриэтнические противоречия, которые переплетаются с межгосударственными отношениями. Взять хотя бы положение узбекского меньшинства в Кыргызстане. И хотя по численности узбекская община занимает после «титульного этноса» второе место, ее родной язык в отличие от русского не имеет статуса официального. Узбеки не представлены в должной мере и в органах государственной и местной власти. И хотя на сегодняшний день острота от межэтнических столкновений 2010 года на юге Кыргызстана (тогда были убиты 442 человека, а около 100 тысяч стали беженцами) в значительной степени уменьшилась, нельзя сказать, что негативная историческая память полностью стерлась. И вряд ли есть шанс на то, чтобы это произошло в среднесрочной перспективе.

Не менее острая проблема – этнические анклавы, доставшиеся национальным государствам региона в наследство от СССР. Так, узбекские анклавы Сох и Шахимардан (с 50 тыс населения) окружены кыргызской территорией, а кыргызская деревня Барак (600 человек) – землями Узбекистана. На территории Кыргызстана также находится таджикский анклав Ворух (около 20 тыс человек). В апреле 2013 года между его жителями и жителями кыргызского села вспыхнуло столкновение, в результате чего 3 человека получили ранения различной степени тяжести. При этом значительные части таджикско-узбекской и кыргызско-таджикской границы не прошли делимитацию, а сосредоточение военных подразделений по разные стороны межгосударственных рубежей уже не первый год стало частью геополитического пейзажа Центральной Азии.

Двусторонние отношения между странами региона даже вне всякой привязки к межэтнической и пограничной тематике также далеки от совершенства. Власти Узбекистана и Таджикистана вовлечены в многолетний спор из-за гидроресурсов. Опасения Ташкента вызывает проект строительства Рогунской ГЭС, реализация которого, по мнению узбекских политиков и экономистов, может создать дефицит поливной воды, крайне важного ресурса для сельского хозяйства республики.

Во многом эта «водная конкуренция» влияет и на геополитический выбор стран региона. Так, Ташкент с крайней осторожностью наблюдает за кооперацией между Душанбе и Москвой, а также Москвой и Бишкеком. Узбекистан пытается выстраивать отношения с Россией на двусторонней основе помимо интеграционных проектов. Однако не стоит забывать, что Таджикистан и Кыргызстан являются членами ОДКБ (Организации договора о коллективной безопасности), то есть структуры военно-политической, предполагающей взаимопомощь в случае эскалации угроз и опасностей, откуда бы они ни исходили. Узбекистан же, не сворачивая своей кооперации с Россией, приостановил свое членство в ОДКБ. Но при этом заметно интенсифицировал контакты с США.

Положение дел в Центральной Азии находится в тени неразрешенных конфликтов на Южном Кавказе (в особенности армяно-азербайджанского противостояния из-за Нагорного Карабаха), положения дел на российском Северном Кавказе. Однако ситуация в этой части постсоветского пространства все чаще дает немало оснований для опасений. Сегодня и сами страны региона, и внешние наблюдатели пристально следят за тем, по какому пути пойдет Афганистан в случае вывода оттуда натовских войск. Центральная Азия рассматривается как своеобразный «передовой пункт» на пути возможного расширения очага нестабильности. Однако сам «передовой пункт» вызывает немало вопросов в смысле его надежности. За долгие годы независимого развития политические элиты центрально-азиатских стран так и не смогли самостоятельно урегулировать сложные вызовы, стоящие перед ними.

Значит, в преддверии «проблемы-2014» стоило бы интенсифицировать поиски компромиссов и возможных «разменов». Это в интересах не только самих новых национальных государств, но Москвы, Вашингтона и Пекина. Следовательно, за оставшееся время необходимо не только интенсифицировать работы в рамках уже имеющихся форматов (ОДКБ, Шанхайская организация сотрудничества), но и между этими структурами и НАТО, не говоря уже о двусторонних отношениях. Игра с нулевой суммой может обернуться в Центральной Азии поражением с отрицательной величиной для всех.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Армения-Россия: как преодолеть возникшую напряженность?

Posted July 17th, 2013 at 6:46 pm (UTC+0)
7 comments

В последнее время российско-армянские отношения все чаще оказываются в фокусе внимания СМИ и экспертов, как в этих двух странах, так и за их пределами. О напряженности, возникшей между Ереваном и Москвой, пишут все чаще. В «информационную воронку» попадают не только геополитические сюжеты, но даже и дорожно-транспортные инциденты наподобие того, что произошел недавно в подмосковсном Подольске.

Долгие годы отношения между Арменией и Россией рассматривались едва ли не как идеальные. В самом деле, на сегодняшний день Армения – единственная республика на Южном Кавказе (не считая де-факто государств Абхазии и Южной Осетии), где сохраняется не только российское военное присутствие,  но и участие пограничников из РФ в совместной защите армянских границ с Турцией и Ираном. В августе 2010 года Москва и Ереван договорились о том, что 102-я военная база в Гюмри будет сохранена до 2044 года.

В экономические показатели тоже впечатляют. Так, в прошлом году российские инвестиции составили почти половину от всех иностранных инвестиций в Армении, предприятия с российским капиталом составляют более четверти от общего числа в республике. Армения входит в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ), в рамках которой она получает вооружение и технику из России по ценам ниже мировых.

Конечно же, не стоит сбрасывать со счетов и участие Москвы в процессе урегулирования нагорно-карабахского конфликта. РФ наряду с США и Францией являются сопредседателями Минской группы ОБСЕ и, в отличие от Грузии, Запад поддерживает не только вовлечение России в этот процесс, но и ее односторонние усилия по поддержанию переговорного процесса.

С учетом всего этого, нынешний девятый вал публикаций и в Армении, и в России создает ощущение того, что между старыми союзниками пробежала черная кошка. Складывается интересная ситуация: официальные лица и в Москве и в Ереване стараются избегать острых заявлений, однако эксперты, общественные деятели, журналисты будто соревнуются друг с другом в том, кто сильнее засомневается в крепости союзнических уз.

Нынешнюю ситуацию, на мой взгляд, спровоцировали несколько событий. Во-первых, информация об оружейной сделке между Россией и Азербайджаном (включая и продажу Баку наступательных вооружений).

Во-вторых, повышение цены на газ, продаваемой «Газпромом» Армении и одновременное стремление российского гиганта укрепить свои позиции в «АрмРосГазпроме».

В-третьих, приближение саммита «Восточного партнерства» в Вильнюсе, на котором планируется парафирование ряда документов между ЕС и шестью постсоветскими республиками, включая и Армению. И главный среди них – Договор об Ассоциации с Европейским Союзом. Как следствие, Россию стали упрекать в неверности союзническим обязательствам, а Ереван – в стремлении усидеть сразу на двух стульях.

Между тем, события «горячего лета» 2013 года не стоит считать беспрецедентными. Между Россией и Арменией и в прежние годы существовали разночтения. Эти разночтения, как правило, касались нескольких проблемных узлов. К таковым следует отнести кооперацию между Москвой с одной стороны, Анкарой и Баку с другой; а также грузино-армянские взаимоотношения. Вспомним, сколько критических публикаций появилось после того, как президент Серж Саркисян наградил национальным орденом своего коллегу Михаила Саакашвили! Отдельная тема – сотрудничество Армении с Западом.

Вокруг этих сюжетов и прежде стороны ломали копья. И, забегая вперед, скажу, что и будут ломать. Просто потому, что даже самые близкие союзники не имеют на 100% тождественных интересов. Для России Грузия была и остается проблемной страной, а для Армении – это один из двух имеющихся выходов во внешний мир, на который приходится почти две трети импорта и экспорта. Возможно ли в данном случае тождество взглядов? То же самое относится и к Западу. Во многом партнерство Еревана с НАТО и ЕС ведется не из-за абстрактных ценностей, а в силу недопущения монополизации такого сотрудничества Азербайджаном. Ведь Баку – важный энергетический партнер США и Европейского союза, а сегодня азербайджанская территория играет немалую роль в транзите военных грузов для афганской операции.

Однако – каким бы ни был интерес Еревана к Грузии, США и ЕС – очевидно, что российский фактор остается для Армении крайне важным. Сегодня у Европы нет каких-то новых схем урегулирования нагорно-карабахского конфликта. Российское военное присутствие европейские страны не компенсируют своим. Что же касается отношений Москвы и Баку, то после событий 2008 года и утраты влияния на положение дел в Грузии, российская дипломатия вынуждена лавировать между Арменией и Азербайджаном. Однако, в первом случае, Москва реализует свои отношения в рамках ОДКБ с предоставлением льгот, а во втором строит их на основе рыночных принципов. Понимая, что и Баку не сможет отказаться от своего партнерства с Западом.

Таким образом, возникшая напряженность между Арменией и Россией снова демонстрирует: стопроцентно тождественных интересов не бывает. Ни Москва не сможет оценить геополитическую картинку Кавказа глазами Еревана, ни Ереван – разделить полностью все идеи и резоны Москвы. Однако обе стороны имеют немало общих точек соприкосновения и выгод от сотрудничества. К тому же, парафирование соглашения об Ассоциации никак не означает полного членства в ЕС, а тем более в НАТО. Принимая же во внимание узкие коридоры возможностей для маневров, двум странам следует снизить накал эмоций. Нервозность – плохое подспорье для исправления возникающего непонимания.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)

Северокавказские узлы России: развязать или разрубить?

Posted July 10th, 2013 at 5:38 pm (UTC+0)
20 comments

Фото АР

Фото АР

На первый взгляд, между заявлением лидера северокавказских джихадистов Доку Умарова и событиями в Пугачеве, небольшом городе Саратовской области, никакой взаимосвязи не существует. В первом случае речь идет о пропаганде одного из лидеров исламистского подполья, а в другом – о межэтнической напряженности, спровоцированной криминальным инцидентом. Понятное дело, любые случаи, схожие с «пугачевским бунтом» пытаются использовать политики. Так было и во время массовых беспорядков в карельской Кондопоге в 2006 году, а в конце 2010 – начале 2011 гг. после выступлений в центре российской столицы на Манежной площади. Однако терроризм и диверсионная борьба вовсе не тождественны националистическим проявлениям, хотя крайние формы этнического национализма нередко ходят рука об руку с радикальными проявлениями политической борьбы.

Однако сколь бы разными по своей природе ни были оба упомянутых выше события, они объединяются друг с другом в рамках важнейшей для России внутриполитической темы – кавказской. Прошло уже двадцать лет после распада Советского Союза, а Северный Кавказ по-прежнему остается наиболее проблемным и политически непредсказуемым регионом РФ. И хотя в последние два года в северокавказских республиках наметилось некоторое сокращение числа терактов, террористический мартиролог выглядит по-прежнему ужасающим. Так в 2012 году 700 человек были убиты, а 525 ранены в результате продолжающегося политического насилия в этом регионе.

При этом социально-экономическая ситуация также оставляет желать лучшего. Субъекты Северного Кавказа занимают первые строчки по уровню безработицы, и последние – по уровню заработной платы. По данным прошлого года в Дагестане уровень безработицы превысил 11%, в Ингушетии – 48%, а в Чечне, несмотря на ее неуклонное снижение в течение последних лет остался на отметке 32%. В самой крупной и многонаселенной кавказской республике Дагестане уровень зарплат почти в 2 раза ниже общенационального показателя. Многие известные в советские времена «гиганты» индустрии либо закрыты (Тырнаузский горно-обогатительный комбинат в Кабардино-Балкарии), либо значительно сократили объемы производства и ведут сложную борьбу за существование (предприятие «Электроцинк» в Северной Осетии или завод «Дагдизель» в дагестанском Каспийске).

Жители горных районов субъектов Северного Кавказа в условиях кризиса своего традиционного хозяйствования переезжают на равнины, в города. В условиях же высокой плотности населения и трудоизбыточности региона они вынуждены переезжать в Москву, Краснодар, Ставрополь, Ростов, Саратовскую область, Карелию и даже отдаленные регионы Западной Сибири. Если в Ханты-Манскийском автономном округе в 1970 году проживало только 5 кумыков и 44 лезгина, то по данным переписи 2010 года их численность составляет соответственно 14 000 и 13 335 человек. В Ямало-Ненецком округе количество чеченцев с 79 человек в 1979 году увеличилось до 2 500 в 2010.

Внутренняя миграция – не прихоть кавказцев, а процесс, определяемый всей сложной совокупностью социально-экономических и политических причин. И ответственность за все это федеральный центр несет не в меньшей степени, чем власти на местах. В этом плане этнический фактор и религиозное вероисповедание не играют определяющей роли. Забегая вперед, стоит заметить, что даже при гипотетическом отделении Кавказа от России миграционные процессы оттуда будут продолжаться. Какие бы «замкИ» и укрепленные зАмки не ставили на пограничных линиях. Высокая плотность населения, продолжающаяся урбанизация вкупе с социальной нестабильностью никуда не исчезнут.
Более того, в случае «развода» с Кавказом политические риски лишь возрастут, ибо конфликтное поле в регионе отнюдь не ограничивается противостоянием между республиками и центром, он насыщен большим количеством «горизонтальных противоречий», начиная от спора о границах (Ингушетия- Чечня, Ингушетия-Северная Осетия) и заканчивая земельными спорами в Дагестане и Кабардино-Балкарии.

Таким образом, для того, чтобы стабилизировать сложный регион или хотя бы ввести имеющиеся проблемы в более узкое русло, необходима его всесторонняя интеграция. Во-первых, старые, наработанные еще в имперский и в советский период общие связи не могут работать вечно. Однако в нынешних условиях мы видим немало де-факто сегрегационных форматов. В республиках Северного Кавказа прочно укоренились клановость и этнократия (кстати сказать, не без попустительства, а то и прямой поддержке Москвы). Да, Москва сегодня может похвастать снижением числа терактов, уровня безработицы в Чечне. Но обратной стороной этой медали является рост политических амбиций Рамзана Кадырова и команды, превращение их в «особую касту», что вызывает озлобленность у жителей не только внутренних регионов страны, но и соседних с Чечней республик.

С другой стороны, власти «русских» регионов нередко играют с такими понятиями, как «коллективная ответственность», когда вина за криминальный беспредел возлагается на целый регион (пример кубанского губернатора Александра Ткачева). Опять же подобные «инициативы» остаются без должного внимания и оценки со стороны центра. Но Ткачев и Краснодарский край – это особый случай, учитывая то место, где пройдет в скором времени «белая Олимпиада». Многие другие его коллеги по губернаторскому цеху, если и не играют в подобные игры, то «пропадают» в те моменты, когда от их воли и адекватной оценки зависит предотвращение стычек или погромов на национальной почве. И недавняя история в Пугачеве снова продемонстрировала это. Люди не верят в то, что власть и суды могут обеспечить их защиту от «чужаков».

Само же появление выходцев с Кавказа рассматривается не как часть общих социально-экономических процессов, а как ненужная стихия, которую можно побороть с помощью митингов, массовых акций или серии депортаций. В самом деле, трудно требовать от простых людей специальных знаний по демографии или этнополитологии. Но власть на то и поставлена, чтобы гармонизировать сложную среду. Между тем, помимо внутренней миграции (для России эта проблема намного более важна, чем для любой европейской страны), до сих пор удовлетворительно не разрешена проблема призыва юношей из Северного Кавказа на военную службу и втягивание кавказских регионов в общероссийские процессы. В итоге этой нарастающей сегрегации и получаются с одной стороны теракты и нестабильность внутри республик Кавказа, а с другой – стремление отгородиться от турбулентного региона и его жителей даже путем «сепаратизма наизнанку», то есть своего рода сецессии «Большой России» от проблемных республик. Велик соблаз вместо аккуратного развязывания сложных узлов разрубить их одним махом.

Вот только поможет ли такой упрощенный подход и Северному Кавказу и РФ в целом? Не зря ведь народная мудрость говорит, что простота хуже воровства.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Русский язык в Центральной Азии: статус и реалии

Posted July 4th, 2013 at 1:05 pm (UTC+0)
4 comments

В 2014 году США и их союзники переформатируют свое присутствие в Афганистане. Этот процесс будет иметь серьезное последствия не только для этой страны, но и для соседних с ней государств Центральной Азии. Впрочем, и вне афганского контекста ситуация в регионе далека от оптимистических прогнозов. Рост радикального ислама, монополизация власти многолетними руководителями среднеазиатских республик и неизбежная проблема наследования, двусторонние противоречия по широчайшему спектру вопросов, начиная от водных ресурсов и заканчивая этническими анклавами и делимитацией госграницы. Вот далеко не полный список неотложных проблем, существующих в Центральной Азии и заставляющий обращать на этот регион первостепенное внимание.
Одним из важнейших игроков в этой турбулентной части бывшего Советского Союза продолжает оставаться Россия. Что бы кто ни говорил про ее «имперские устремления», по большей части интересы Москвы определяются прагматикой. Во-первых, одна только граница сухопутная России с Казахстаном – это 7 тысяч километров. Во-вторых, стратегическое значение региона таково, что коллапс безопасности в нем прямо влияет на ситуацию внутри РФ (регионы Волги, Урала, Сибири). В-третьих, Центральная Азия является одним из регионов, в которых сохранился, несмотря на все отмеченные выше проблемы, довольно многочисленный «русский мир». Так, почти 22% жителей Казахстана (это более 3, 5 миллионов человек) – этнические русские. И хотя в результате эмиграций из других республик Центральной Азии количество русского населения в Узбекистане, Кыргызстане и Таджикистане за два десятилетия после распада СССР значительно сократилось, сегодня в них проживают соответственно 1 млн.199 тыс., около 400 тыс. и порядка 60 тыс. этнических русских.
В этой связи отнюдь не случайно, что именно бывшие республики Средней Азии являются приоритетными партнерами Москвы практически по всем интеграционным проектам – от ОДКБ и до Таможенного и Евразийского Союзов. В какой степени русский язык является эффективным инструментом для продвижения интересов России. Но насколько его развитие помогает самим новым независимым государствам региона?
Отвечая на эти вопросы, стоит рассмотреть то общее и особенное, что определяло и продолжает определять динамику «русского вопроса» для государств Центральной Азии. В правовом смысле у каждой из стран свой опыт в определении статуса русского языка. В Кыргызстане, например, он получил статус официального и сохранил его, несмотря на бурные дискуссии при обсуждении конституционных поправок. Заметим при этом, что таким статусом не обладает узбекский язык, хотя именно этнические узбеки имеют вторую по численности после «титульной нации» общину в стране. И именно это, а не этническая толерантность, во многом и объясняет столь пристальное внимание к русскому языку, который рассматривается, как важный инструмент в «цементировании» страны с сильными региональными различиями между Севером и Югом. Положение русского языка в Казахстане имеет свои нюансы. Согласно Основному закону страны он используется в государственных организациях и органах местного самоуправления официально наряду с казахским языком. Заметим, что президент Казахстана во время своих официальных выступлений чередует фрагменты на русском и на казахском. При этом государственная элита страны, хорошо владеющая русским, не спешит укреплять его статус. Слишком велики опасения регионализации и повторения судьбы СССР на новом витке. В Таджикистане русский – язык межнационального общения, а в Узбекистане – язык этнического меньшинства, хотя в государственных структурах он в обеих странах используется.
При этом ситуация с русским языком не ограничивается вопросами его формально-правового статуса. Он неразрывно связан с общей динамикой «русского вопроса». И говоря про эту проблему, стоит иметь в виду, что после распада Советского Союза и образования на его месте новых независимых республик их русские жители пережили статусную революцию. Из авангарда Москвы и единой страны они превратились в этническое меньшинство, столкнувшееся с проблемами «национализации», то есть выработки новой государственной, политической, гражданской идентичности взамен положения союзной республики.
Эти процессы, как правило, неизбежно, сопровождаются эксцессами и конфликтами. Центральная Азия в этом плане не сделала каких-то принципиальных открытий. Однако в совокупности с процессами экономической трансформации (сопровождающейся сокращением, а то и сворачиванием старых производств) и выходом на первые роли представителей «титульных групп» русское население утратило свои былые позиции, что привело либо к эмиграции, либо к непростой социальной и политической адаптации. Обеспокоенность же национальных элит относительно единства и целостности своих новых Отечеств создало на пути развития русского языка и «русского мира» в целом немало препон. Практически повсеместно в Центральной Азии запрещено создание партий по национальному и религиозному принципу. Впрочем, Россия в этом плане недалеко ушла, и все по тем же причинам. Формирование политической идентичности после распада СССР не завершено в самой крупной республике бывшего Союза.
Однако помимо этих соображений у государств Центральной Азии есть и другие резоны, заставляющие не спешить с переходом с русского на английский. Проблемы безопасности и национальной экономики диктуют необходимость тесной кооперации с Москвой. Для США и ЕС Центральная Азия не имеет той важности, которую она представляет для России. Бывшие среднеазиатские республики интересуют Запад в более широких контекстах, будь то Пакистан или Афганистан. К тому же, Москва не столь щепетильна в таких вопросах, как права человека и преемственность власти в автократических режимах. История с Узбекистаном после андижанских событий это воочию продемонстрировала. И даже сегодня, когда отношения официального Ташкента с Западом обрели второе дыхание, Москва крайне важна для узбекского руководства, как противовес. Отсюда и интерес к русскому языку, как к прагматическому политическому инструменту, с помощью которого решаются не только и не столько внутренние проблемы, сколько обретаются преференции в сфере безопасности и экономики (списание долгов, выгодное инвестирование, послабления мигрантам, приносящим в страну значительные финансовые средства).
Не стоит забывать, что и для двусторонних взаимоотношений между разными странами Центральной Азии вне зависимости от имеющихся проблем русский язык по-прежнему остается lingua franca. По крайней мере, до полной смены поколений во властных коридорах, эта роль останется высокой. И, следовательно, у Москвы есть шанс на то, чтобы эта традиция не пресеклась.
Между тем, у самой России за все время после распада СССР не появилось качественной стратегии по развитию «русского вопроса» и русского языка, как его составной части. Государственная политика все время дрейфовала между поддержкой соотечественников за рубежом (нередко это приводило к селективной помощи «профессиональным русским») и их приемом в РФ. Сама же мотивация нередко подменялась ностальгическим ресурсом, который в новых условиях не может эффективно решать задачи сегодняшнего дня. Между тем, именно прагматики для обоснования продвижения русского языка за пределами России катастрофически не хватает. То есть не разговоров о «великой культуре» прошлого, а проектов, нацеленных на решение задач настоящего и будущего.
Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Азербайджан: горячее лето 2013 года

Posted June 25th, 2013 at 6:00 pm (UTC+0)
9 comments

Фото АР

Фото АР

Выборы президента Азербайджана состоятся 16 октября. Однако приближение избирательной кампании чувствуется уже сегодня. И, скорее всего, она не станет для власти легкой прогулкой, хотя, на первый взгляд, все козыри на руках действующего главы государства.
Конституционные поправки, снимающие ограничения по количеству президентских легислатур для одного человека приняты еще в марте 2009 года.7 июня нынешнего года правящая партия «Ени Азербайджан» единогласно поддержала Ильхама Алиева в качестве своего кандидата на предстоящих выборах. Что касается внешних игроков, то Ильхам Алиев рассматривается на Западе, как надежный партнер. Прикаспийская республика играет значительную роль в военно-транспортной логистике натовской операции в Афганистане, а также является участником стратегически важных энергетических проектов. На фоне растущей ближневосточной нестабильности иметь на Каспии на границе с Ираном светский режим для Вашингтона и Брюсселя крайне важно. Для России Азербайджан – гораздо более сложный партнер, с которым имеются определенные разногласия по проблемам безопасности Южного Кавказа. Однако, разделяя с ним общий участок границы по Дагестану, РФ также не заинтересована во внутриполитической нестабильности в соседнем государстве. Тем паче, что, несмотря на имеющиеся разногласия, Москва заинтересована в кооперации с Баку, свидетельством чему являются поставки российского вооружения Азербайджану.
При этом вопрос о выдвижении консолидированного претендента от оппозиции еще не разрешен. Спору нет, важные шаги в этом направлении сделаны. 28 мая было объявлено о создании Национального совета демократических сил (НСДС), который возглавил известный писатель, драматург и кинорежиссер Рустам Ибрагимбеков. И председатель НСДС уже выступил с инициативой создания переходного коалиционного правительства в случае электорального успеха оппозиционного кандидата. Однако этого успеха еще надо добиться. Пока же перед Ибрагимбековым немало сложных барьеров, которые ему предстоит преодолеть.
Во-первых, сам лидер Совета находится за границей, а министерство налогов Азербайджана в конце 2012 года инициировало уголовное дело против возглавляемого им Союза кинематографистов республики, по обвинению в уклонении от уплаты налогов. И хотя Ибрагимбеков намерен вернуться на родину, его позиции уязвимы. Во-вторых, НСДС – это столичное явление. И хотя Баку, как и любая другая столица, чрезвычайно важна для любого политика или политического объединения, для успешной работы и продвижения единого кандидата нужны региональные структуры, которые еще предстоит создать в нелегких условиях противостояния пресловутому административному ресурсу. Но самое главное – это достижение окончательного консенсуса по поводу единого оппозиционного кандидата. Не говоря уже о качественной альтернативной программе, с которой такой претендент обратится к избирателям. И вот здесь, как говорили в старые советские времена, «впереди еще много интересной работы». И действующая власть не собирается ожидать пока эта работа будет завершена.
Между тем, на мой взгляд, за блестящим фасадом азербайджанской «стабильности» присутствуют и слабые места. Да, политически оппозиция плохо организована, у нее нет четкой стратегии. Но ведь протест может выстраиваться не вокруг каких-то популярных харизматичных лидеров, а просто как стихия. Самыми наглядными из недавних примеров были массовые выступления в Исмаилы (январь 2013 года), Губе (март 2013 года). В этом плане азербайджанская политика в большей степени по сравнению с армянской или грузинской походит на ближневосточные сюжеты. Или на события в Турции. Июньские выступления в Турции упомянуты тут не для красного словца. Эта страна после обретения независимости Азербайджаном стала для Баку не просто стратегическим союзником, но и примером успешного госстроительства и внешней политики. Сегодня в Турции проходит обучение большое количество азербайджанских студентов, получивших опыт массовых выступлений и вдохновленных ими. И было бы крайне близоруко не учитывать этот фактор.
Не стоит забывать и о растущем исламистском движении. Оно также далеко не однородно. Если в северной части Азербайджана (на границе с российским Дагестаном) преобладает салафитское влияние, то на юге заметно воздействие со стороны соседнего Ирана. Как бы то ни было, а в последние годы «исламская тема» все чаще попадает в фокус СМИ. И как показал опыт восточных стран, в случае начала массовых выступлений стихия «базара и мечети» (даже слабая на первых этапах), как правило, вносит свою серьезную лепту в развитие событий. Тем паче, что исламисты, как правило, акцентируют внимание на социальной несправедливости, неравенстве, коррупции. Всех этих проблем в сегодняшнем Азербайджане предостаточно. В этой связи, какими бы ни были оптимистические заявления властей, реальные сложности им известны, а стремление сохранить контроль над ситуацией в этой ситуации лишь возрастает.
Отсюда и некоторые «сюрпризы». Так в конце прошлой недели в СМИ была распространена информация о том, что партия «Демократический мир Азербайджана» (ПДМА) выдвинула в качестве кандидата на президентский пост супругу действующего глава государства Мехрибан Алиеву. Но Мехрибан Алиева – не просто «Первая леди». И не просто жена президента, имеющая на него большое неформальное влияние. Она – многолетний депутат парламента, заместитель председателя правящей партии и руководитель «Фонда Гейдара Алиева», то есть политик, занимающий высокое место и в официальной иерархии. И имеющий, к тому же, собственный ресурс популярности. Однако, есть сомнения в том, что азербайджанские выборы станут конкуренцией супругов. Все дело в том, что инициативная группа лиц, выступившая с инициативой о выдвижении Мехрибан Алиевой, представлена исключенными из ПДМА людьми. Как бы то ни было, а подготовка и информационное продвижение таких экспромтов выглядит делом слишком рискованным. Скорее всего, речь может вестись о попытках прощупывания общественной реакции на предмет появления «новых лиц» на республиканском политическом Олимпе. Ведь в условиях весьма ограниченной публичной политики, конкуренция между различными проектами и технологиями перемещается во властные коридоры. И у обитателей различных кабинетов могут быть свои мнения, которые время от времени могут озвучиваться разными экстравагантными способами. Впрочем, здесь политические риски весьма высоки. Власть, критикуемая за клановость, непотизм и коррупцию в канун выборов будет всячески стремиться перехватить лозунги своих оппонентов и демонстрировать заботу о «чистоте рядов». Думается, что азербайджанская и мировая общественность еще услышит разоблачительные истории о чиновниках различного уровня, подрывающих авторитет президента и мешающих его борьбе за достойную жизнь любимого народа.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

O блоге

O блоге

Евразия — величайший материк на Земле. Экспертный анализ событий в России, на постсоветском пространстве и в примыкающих регионах.

Об авторе

Об авторе

Сергей Маркедонов

Сергей Маркедонов – приглашенный научный сотрудник вашингтонского Центра стратегических исследований, специалист по Кавказу, региональной безопасности Черноморского региона, межэтническим конфликтам и де-факто государствам постсоветского пространства, кандидат исторических наук. Автор нескольких книг, более 100 академических статей и более 400 публикаций в прессе. В качестве эксперта участвовал в работе Совета Европы, Совета Федерации, Общественной палаты РФ. Является членом Российской ассоциации политической науки и Союза журналистов РФ.

Наши блоги

Календарь

March 2024
M T W T F S S
« Jan    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031