Фото АР

Глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров нередко выступает с экстравагантными политическими заявлениями и инициативами по широкому спектру вопросов внутренней и внешней политики. Среди руководителей российских регионов 2000-х годов такая публичная активность встречается нечасто. Но руководитель Чечни – особый случай. Его республика – важный политический символ для Владимира Путина, пришедшего к власти под лозунгами замирения Кавказа и борьбы с терроризмом. И хотя обе задачи и сегодня не решены, показная демонстрация лояльности Кремлю со стороны чеченского руководства чрезвычайно ценится Москвой. Отсюда и те колоссальные возможности, которые предоставлены сегодняшней Чечне.

Это и автономия в управленческих вопросах, и благоприятная трансфертная политика (годовой бюджет Чечни превышает аналогичный показатель соседнего Ставрополья, несмотря на более чем двукратное превосходство края по численности населения), и невиданная для главы субъекта РФ резкость при выражении собственного мнения. Сам же Кадыров воспринимает свой статус как следствие некоей личной унии между ним и Владимиром Путиным. В одном из интервью он даже с показной гордостью назвал себя «пехотинцем» российского «национального лидера».

26 августа 2012 года в ходе совещания с местным «активом» глава Чечни поднял вопрос о необходимости определения границы с соседней Ингушетией. Официальной мотивацией для постановки данного вопроса стало обвинение соседей в том, что они якобы провели размежевание в одностороннем порядке, без учета интересов Чечни. Сайт администрации Чеченской республики также утверждает, что в Грозном известно об обращениях ингушского руководства в Москву с просьбами о расширении своей территории за счет Чечни. Назвать данную инициативу экспромтом невозможно. «Пограничная тема» совсем в начале августа уже была озвучена в ходе спора между руководителями двух соседних республик Рамзаном Кадыровым и Юнус-беком Евкуровым. Сам спор формально начался с различных интерпретаций инцидента в ингушском селе Галашки. Однако в ходе обмена мнениями Рамзан Кадыров вспомнил о необходимости уточнения административной границы между двумя субъектами РФ. И после совещания 26 августа дискуссия получила новый импульс. Юнус-Бек Евкуров негативно отреагировал на заявление руководителя соседней республики: «Был принят закон о местном самоуправлении, проведены – и не раз – выборы в разных субъектах (Чечне и Ингушетии). Границы устоялись не только между республиками, но и между унитарными предприятиями, министерствами и т.д. Этим административным отношениям – не один десяток лет».

Впрочем, и «пограничной проблеме» также не один год. В советский период Чечня и Ингушетия составляли одно территориально-административное образование – Чечено-Ингушскую АССР (ЧИАССР) в составе РСФСР. После «ичкерийской революции» и объявления «суверенитета Чеченской Республики» (1 ноября 1991 г.), две части некогда единой автономии избрали два разных пути политического развития – самопровозглашенная и не признанная международным сообществом «Чеченская республика Ичкерия», и Республика Ингушетия в составе РФ. В начале 1992 г. граница между двумя республиками условно прошла по административным рубежам районов бывшей Чечено-Ингушской АССР.

После выделения Чечни из единой автономии к ней отошли 11 районов (83% территории ЧИАССР), к Ингушетии – 3 района. Четвертый Джейрахский район в составе Ингушетии (ее южная часть) был образован уже в октябре 1993 года. И части территорий Малгобекского и Сунженского районов являются спорными между Чечней и Ингушетией. Интересно, что время от времени вопрос о границах поднимался как сепаратистскими властями Чечни, так и республиканскими структурами, лояльными по отношению к российской власти. При этом Грозный в 2000-х годах не раз ставил вопрос об объединении двух субъектов в один, а также о повышении роли Чечни в обеспечении безопасности на территории Ингушетии. Тезис о том, что чеченское руководство лучше знает, как «навести порядок» в соседней республике, уже не раз звучал из уст Рамзана Кадырова. И сегодня руководитель Чечни заявляет о решимости отстаивать свою позицию на федеральном уровне. Что же, его административные ресурсы и лоббистские возможности несопоставимы с теми, что есть у Евкурова. Ведь сам Путин не раз ставил Чечню в пример другим северокавказским руководителям!

Однако спор двух республик об административной границе поднимает более широкий круг вопросов и острых проблем. Во-первых, встает вопрос о позиции и ответственности федерального центра. У Рамзана Кадырова на счету немало инициатив, начиная от ограничений светских норм и заканчивая националистической риторикой. И, как правило, они не получали должной оценки и интерпретации со стороны федеральной власти. Москва открыто не поддерживала многие «творческие начинания» с мест, но и не блокировала их. И в результате создавалось ощущение, что подобная самодеятельность может продолжаться до бесконечности.
Вот и сейчас в течение одного только августа «пограничный вопрос» поднимался дважды, а реакции со стороны Кремля пока нет. Молчит и президентский полпред Александр Хлопонин. Хотя вроде бы самое время отвлечься от туристических проектов и высказаться по этому поводу четко и определенно. Хотелось бы верить, что к моменту выхода этого текста в свет реакция Кремля будет обозначена публично. Но судя по предыдущим событиям или по «молчанке» центра в ответ на не менее экстравагантную «казачью инициативу» кубанского губернатора, верится в это с трудом. Впрочем, был бы очень рад ошибиться. Тем более что разрешение острой «пограничной проблемы» будет происходить не в вакууме, а в контексте Северного Кавказа, и без того насыщенного неразрешенными или потенциально опасными противоречиями.

Любое изменение административной границы чревато созданием опасного прецедента. Кто даст гарантии, что форсированное определение межреспубликанских рубежей не всколыхнет остывший осетино-ингушский спор из-за Пригородного районеа (осенью 1992 года он уже выливался в вооруженное противоборство, в результате которого погибло 583 человека, а 939 было ранено)? Да, в 2009 году в отношениях между Северной Осетией и Ингушетией наметились позитивные тенденции. Но процесс примирения еще не стал необратимым. Немало сложностей существует и в Дагестане. Чего стоит одна только «ауховская проблема», вокруг которой завязаны интересы чеченцев-аккинцев, лакцев, аварцев и кумыков! Немало «подводных течений» есть и в «лезгинском вопросе». В особенности, принимая во внимания выход данной проблемы на международный уровень (лезгинский ареал распределен между Дагестаном в составе РФ и Азербайджаном). И сегодня многие лезгинские национальные организации крайне скептически относятся к достигнутым Москвой и Баку договоренностям и делимитации и демаркации государственной границы (2010), в результате которой обострилась проблема статуса для анклавных сел Храхоба и Урьяноба.

Таким образом, сегодня от качественной политики федерального центра, его умения выступать в роли беспристрастного арбитра во многом зависит, станет ли спор между Чечней и Ингушетией новым очагом напряженности или ограничиться кабинетным форматом и пространством интернета. Руководство страны весьма активно в своих заявлениях и оценках по поводу деятельности оппозиции и «вашингтонского обкома». Однако в вопросах, имеющих для страны и для ее целостности, принципиальное значение, жесткая риторика оказывается невостребованной. Взять хотя бы недавнее заседание президентского Совета по межнациональным отношениям! Ни один острый вопрос (включая и «пограничный») властью не был обозначен. Снова риторика тостов и здравиц подменила жесткий, но необходимый анализ, а пиаровские соображения подменили собой все остальные.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон