Саммит АТЭС во Владивостоке большинство экспертов и политиков расценили, как серьезную заявку России на роль серьезного игрока в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Москва видит здесь растущий рынок, который может быть интересен ее энергетическим корпорациям, выступающим сегодня главной несущей конструкцией и для внутренней и для внешней политики. Однако, отправляя сигналы на Дальний Восток, Россия не забывает и о «ближнем зарубежье». Во Владивостоке Владимир Путин снова коснулся темы евразийской интеграции, в частности перспектив Таможенного Союза России, Белоруссии и Казахстана. По его мнению, данный проект стал эффективным ответом на глобальный финансово-экономический кризис, а также новой возможностью для интеграционных проектов за пределами бывшего СССР.
Президент РФ на саммите АТЭС не мог не сделать азиатско-тихоокеанских «привязок», а потому заявил о переговорах по заключению соглашений о свободной торговли между Таможенным союзом и такими странами, как Вьетнам и Новая Зеландия. При этом Путин отметил ведущую роль Москвы в «таможенной тройке». Не обошел стороной российский президент и свое любимое детище – Евразийский экономический союз, который должен стать по сравнению с кооперацией в таможенной сфере более высокой степенью интеграции. Можем ли мы сегодня говорить о том, что с помощью интеграционных инструментов Москва превращается в некий альтернативный центр социально-экономической гравитации в Евразии?
Думается, что при всех многообещающих посылах Путина (а также гладкости его построений) делать далеко идущие выводы из его слов пока что не стоит. Однако некоторые предварительные итоги подвести все-таки можно. Во-первых, Путин всячески пытается показать своим партнерам и на Западе, и на Востоке, что его интеграционные идеи никакого отношения к советской ностальгии или к имперскому могуществу не имеют. Это – прагматически ориентированные проекты, призванные помочь, будем откровенны, не самым передовым сегодня странам противостоять кризису. Президент России даже придумал красивую метафору для Евразийского экономического союза- «связка между Европой и АТР». Сама эта «связка» мыслится не как проект, противостоящий европейской интеграции и Западу в целом. Предполагается, что в основе его будет открытость границ (что особенно важно в отношениях между Казахстаном и Россией, чьи сухопутные рубежи по своей протяженности сопоставимы разве что с американо-мексиканской границей).
Между тем, все это – лишь одна сторона медали, не дающая нам всей полноты картины. Слишком уж много в словах Путина такого, что хорошо подходит для предвыборного текста, а не для действительно прагматического интеграционного проекта. Многие острые вопросы во Владивостоке Путин постарался попросту не обозначать, хотя от этого они не теряют своей остроты. Сделай российский президент подобные заявления в 2010 или даже в первой половине 2011 года, они, наверное, встречали бы меньше возражений. Но после того, как РФ вступила в ВТО, возражения неизбежны. Один из членов «таможенной тройки» – Беларусь, не является членом Всемирной торговой организации. И при нынешней власти в Минске такие перспективы кажутся иллюзорными. Непраздный вопрос, захотят ли те же Вьетнам и Новая Зеландия учитывать данный фактор, и не проще ли им будет выстраивать двустороннее сотрудничество с Москвой напрямую?
Не будем забывать и о том, что экономическая кооперация – это всего лишь одна сторона интеграции. И вряд ли бы «Объединения угля и стали» превратились бы в Евросоюз в том виде, в каком мы его знаем и видим сегодня (со всеми его минусами и плюсами), если бы европейцы не ставили бы и не решали бы сложные политические вопросы. Однако даже Москва и Минск, являясь частями одного «Союзного государства», имеют немало расхождений. Взять хотя бы политику России на Южном Кавказе. Впрочем, это же касается и Казахстана, который долгое время был стратегическим экономическим партнером Грузии. Да и само экономическое взаимодействие не может сводиться только к кредитам для поддержки той или иной власти. Любой кредит – это тактическая, а не стратегическая задача. К тому же взаимодействие со страной не может ограничиваться контактами только с правящей элитой, поскольку в случае смены власти есть риск утратить свое былое влияние. Таким образом, без решения политических задач (и даже без их постановки) экономическая кооперация не станет подлинной интеграцией. Она будет лишь половинчатой и конъюнктурной.
Вообще в своих декларациях Путин упускает из виду такой важный сюжет, как фрагментация постсоветского пространства и ценностные основы евразийской интеграции. Между тем, ни один из известных нам интеграционных проектов (будь то НАТО, ЕС, Движение неприсоединившихся стран или Объединение американских государств, Африканский Союз) не строятся на одной лишь прагматике и вне идеологического компонента. Но каким должен быть российский проект для Евразии, если он не ориентирован на советские образцы и не встраивается в рамки европейской интеграции? Этот вопрос остается без ответа. И чем дольше он будет оставаться без развернутого обоснования, тем больше необоснованных страхов будет рождаться на Западе и в «ближнем зарубежье» по поводу планов России.
На сегодняшний день геополитическое и экономическое лидерство на пространстве бывшего Советского Союза принадлежит Москве. С этим трудно спорить, кто бы и как ни относился лично к Владимиру Путину и к российской внешней политике. Однако это лидерство обеспечено историческим прошлым, и оно не может быть автоматически гарантировано, несмотря на все предыдущие заслуги.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудником Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)