Смена власти в Дагестане просто по определению не могла не оказаться одной из ведущих тем в российских СМИ. Вот уже не первый год самая крупная северокавказская республика удерживает своеобразное лидерство по количеству терактов и диверсий в России. Между тем причины происходящего в Дагестане остаются без качественного объяснения, как со стороны власти, так и со стороны оппозиции. Можно спорить о том, насколько правы были российские политики, оценивая операции в Чечне, как «восстановление конституционного порядка» или «антитеррористическую кампанию». Но в случае с Чеченской республикой была хотя бы попытка объяснения сложного политического вызова. С Дагестаном этого не происходит, что лишь умножает страхи и фобии в обществе.
Действительно, ситуация в самом крупном северокавказском субъекте РФ сильно отличается от Чечни. В республике никогда не было мощного сепаратистского движения, а фраза народного поэта Расула Гамзатова о том, что «Дагестан никогда добровольно в состав России не входил, и добровольно из нее не выйдет» стал чем-то вроде полуофициального слогана.
Можно говорить о том, что радикальный исламизм заявил о себе здесь раньше, чем в Чечне или в других регионах Северного Кавказа. Конфликтное поле Дагестана вообще намного сложнее оценить и измерить. Крайне важную роль здесь играли и играют этнические противоречия (подогреваемые земельным дефицитом, перемещением населения с гор на равнину, кризисом традиционного хозяйства), а также внутрисламские споры (сторонники суфизма, салафиты). При этом крайне важную роль играет конкуренция различных бюрократических и бизнес-кланов, имеющих свои выходы на центральную российскую власть. При этом Кремль в течение двух десятилетий после распада СССР так и не смог выработать некую стратегию в отношении Дагестана. И в период «лихих 90-х», и «стабильных 2000-х» (хотя в случае с Кавказом всякая «стабильность» условна) Москва лишь следовала за событиями в непростом регионе. Сегодня среди российских политиков и публицистов много таких, кто с пафосом критикует кавказский «традиционализм» и «архаику». Но разве не действия центра (точнее бездействие) привели к тому вакууму официальной власти и дефициту законности в сегодняшнем Дагестане? Этот вакуум заполняется неформальными схемами, в которых криминальные, бюрократические и даже экстремистские интересы оказались теснейшим образом переплетенными. Означает ли это, что в ситуации с назначением на пост главы республики Рамазана Абдулатипова сделан некий шаг к смене провалившейся политики?
На этот вопрос хочется ответить утвердительно, однако многие обстоятельства вокруг нового кадрового решения не дают оснований для чрезмерного оптимизма. Во-первых, сама процедура смены руководства прошла непублично. Причин недовольства предшественником Рамазана Абдулатипова – Магомедсаламом Магомедовым, российская власть не назвала. Более того, экс-глава Дагестана назначен заместителем главы администрации президента РФ. Выходит, он не провинился, а продвинулся по карьерной лестнице? Сам Рамазан Гаджимурадович в одном из недавних интервью заявил, что готовился к посту главы республики с 1994 года. Непраздный вопрос, а есть ли у него четкая программа, «как обустроить» Дагестан? По крайней мере, по первым заявлениям в новом качестве этого не видно. Все те же призывы победить коррупцию и оздоровить экономику. Но ведь и предшественники Абдулатипова Магомедсалам Магомедов и Муху Алиев начинали с этого же. Муху Алиев, первый президент Дагестана даже публично называл проценты экономики, находившейся в тени. Однако после этих громкогласных заявлений существенных прорывов не происходило. Отсюда и актуальность вопроса: «Кто Вы, господин Абдулатипов, инициатор перемен или просто дисциплинированный чиновник, отправленный «на места»?»
Во-вторых, сегодня российские СМИ пытаются представить назначение Абдулатипова, как уникальный пример в северокавказской управленческой практике. Речь идет о том, что в регион приходит человек, сформировавшийся, как политик и ученый на общероссийской (даже общесоюзной) сцене, а не исключительно в рамках республиканской практики. Все верно, но ведь в 2008 году во главе Карачаево-Черкесии был поставлен экс-судья Конституционного суда РФ Борис Эбзеев, который тоже сделал карьеру вне «своего региона». С поправками на военную специфику в роли «варяга» для Ингушетии выступал в свое время и Юнус-бек Евкуров. Но ни тот, ни другой не добились нужной эффективности, столкнувшись с реальностью. Эбзеев и вовсе был вынужден вскоре покинуть свой пост. Во многом из-за того, что Москва не оказала ни тому, ни другому должной стратегической поддержки, посчитав, что и финансовой «подпитки» из центра достаточно.
Но в случае с Дагестаном одних лишь финансовых вливаний в старую структуру власти и управления будет явно недостаточно. Перед республикой стоит ряд фундаментальных проблем. Первая – это налаживание качественного управления при условии реального сосуществования различных центров силы и влияния. Здесь в отличие от Чечни или Ингушетии каждый мэр крупного города (Махачкал, Дербент, Кизляр, Хасавюрт) – это не только администратор, но и политик со своими ресурсами. Добавим к этому отсутствие у Абдулатипова своей управленческой команды. Вторая – оптимизация внутренней миграции, как внутри Дагестана,так и в соседние регионы (в особенности Ставропольский край). В свою очередь, данный сюжет связан с решением острейшего земельного вопроса, который в настоящее время по большей части находится в тени. Третья – внутриисламский диалог. Этот процесс активизировался во время пребывания у власти Магомедсалама Магомедова. И было бы крайне опасно, если бы под горячую руку новых кадровых изменений (а то, что таковые будут, сомневаться не приходится), столь острая проблема была бы отложена в сторону.
Четвертая проблема может появиться в том случае, если в республике состоятся прямые выборы руководителя. На сегодня этот вопрос не разрешен, хотя в СМИ уже широко циркулируют «страшилки» относительно возможных издержек в процессе избрания главы Дагестана. Если решение о выборах будет принято, это станет для Абдулатипова серьезным тестом на прочность.
Можно надеяться, что у нового главы Дагестана достаточно знаний и практического опыта для того, чтобы переломить ситуацию к лучшему. Однако ситуация в отдельно взятой республике не развивается вне общероссйских социально-экономических, политических контекстов. Если Абдулатипов окажется в ситуации своего рода «десантника» – без должной поддержки Москвы – и если сам Кремль не внесет существенных корректировок в региональную политику в целом, то эффект от смены власти в Дагестане будет мизерный. И вместо «смены вех» мы снова увидим хорошо знакомую «смену лиц».

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)