15 марта в Санкт-Петербурге состоялось очередное заседание Высшего государственного Совета Союзного государства России и Беларуси. От этого события было трудно ожидать сенсаций. В первую очередь потому, что «союзная площадка» уже давно не является приоритетным направлением для российско-белорусской стратегической кооперации. Напомню, что Договор о создании Союзного государства был подписан еще 8 декабря 1999 года. Но с того самого времени у так называемого союзного государства не появилось ни общего президента, ни общего правительства, силовых структур и гражданства. Сегодня и для участников «странного Союза», и для внешних наблюдателей более или менее очевидно: объединения двух государств в одно целое ожидать не приходится.
Для этого нет мотивации ни у Москвы, ни у Минска. Белорусский лидер не готов поступиться своей эксклюзивной властью с тем, чтобы оказаться «первым среди равных» глав российских регионов (да и то не факт, что у него получится опередить такого фаворита Путина, как Рамзан Кадыров).
Москва же опасается прецедентов. Формальное объединение двух постсоветских стран будет воспринято на Западе, как расширение российской государственной территории. После признания независимости Абхазии и Южной Осетии это чревато не только усложнением отношений с США и ЕС, но и ростом аппетитов региональных властей внутри РФ. И я уже не говорю о том, что по самой процедуре объединения Москва и Минск еще много лет назад заявили разные позиции – белорусские власти назвали унизительным предложение о вхождение в состав России шестью отдельными областями, а не отдельным субъектом.
И, тем не менее, заседание в Санкт-Петербурге даже при отсутствии сенсационности, обозначило несколько важных вопросов. Если проанализировать заявления для прессы, сделанные Владимиром Путиным и Александром Лукашенко после заседания «Высшего государственного совета», то сразу бросается в глаза то, что собственно «союзной повестки» там почти что не было. Речь шла о росте товарооборота между странами (он вырос на 10% за прошлый год), о российском инвестировании в белорусскую экономику, о совместных проектах в энергетике (прежде всего, строительство АЭС в Беларуси), космосе, высоких технологиях, сфере безопасности. Таким образом, на первый план выдвигается как межгосударственное взаимодействие, так и евразийские интеграционные проекты (Таможенный союз, Евразийский союз). И формат «Союзного государства» остается де-факто площадкой для обсуждения текущих вопросов, а также общей тактики и стратегии.
И хотя Беларусь часто противопоставляется Украине, как партнер более удобный и податливый, в реальности у Москвы и Минска есть свое «меню противоречий», которое время от времени прорывается в публичное пространство. Россия хотела бы большей свободы рук для своего бизнеса внутри Беларуси, что противоречит авторитаризму и монополистическим подходам Александра Лукашенко. Налицо, конфликт экономической целесообразности (а роль России в поддержании на плаву белорусской экономики велика, если не сказать – решающая), и политических резонов.
Белорусский «батька» – политик, который уже много лет навязывает Москве понятные только ему правила игры. При этом за все годы кооперации двух стран в Кремле настолько отождествили саму идею интеграции с личностью главы Беларуси, что теперь крайне сложно будет доказывать выгодность такого партнерства помимо формата «Путин-Лукашенко». В Москве понимают, что никакой лидер (даже самый харизматический) не может править вечно. Пример Уго Чавеса тому самое последнее подтверждение.
Интересное совпадение. Очередное заседание Государственного совета в Санкт-Петербурге прошло в канун Дня воли, празднуемого белорусской оппозицией. Этот день широко отмечается в Европе и даже в США. Он посвящен провозглашению первого независимого национального государства белорусов – Белорусской народной республики – 25 марта 1918 года. В этом году исполняется 95 лет БНР. И сегодня оппозиция рассматривает весь сегодняшний российско-белорусский проект как угрозу для национального суверенитета. И как препятствие для продвижения белорусского государства в мир. И, хотя в реальности картина далеко не так однозначна, данный фактор также следует держать в уме, в первую очередь в Москве.
Сегодня шансы оппонентов «батьки» выглядят не очень впечатляющими. И не только из-за пресловутого административного ресурса и режима личной власти, не позволяющего белорусской оппозиции добиться перемен путем участия в выборах. Система патронно-клиентских отношений имеет определенную популярность в переходных обществах, и белорусское – не исключение.
Но нельзя не заметить, что пространство для маневра у Лукашенко сегодня не столь велико. Для Запада он уже давно «последний диктатор Европы». Существование венесуэльского «канала поддержки» после смерти Чавеса оказывается для Минска крайне проблематичным. То же можно сказать и про Иран. По справедливому замечанию политолога Михаила Агаджаняна, «Запад нашел «болевую точку» Тегерана и теперь шаг за шагом склоняет его крупнейших нефтяных партнеров к пересмотру действующих контрактов. Особое внимание на нынешнем этапе уделяется Индии, занимающей вторую строчку в списке главных импортеров иранской нефти».
Остается КНР, но в отличие от республик Центральной Азии или африканского направления, Беларусь вряд ли станет первостепенным приоритетом для Пекина. Значит, при любом раскладе, другой альтернативы у Минска, кроме России, сегодня не просматривается.
Но и Кремль так же далек от альтруистических помыслов. Помощь в сохранении эксклюзивных позиций внутри Беларуси для Лукашенко не будет бесплатной. Вопрос – как стороны смогут обойти тот набор противоречий, который был отмечен выше?
Похоже, Москве вновь придется разрешать «квадратуру круга»: пытаться сохранить свои позиции и защитить интересы в условиях, когда все связи и контакты в Беларуси предельно персонифицированы, а ставки сделаны только на одно-единственное лицо.

Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон