Соглашение о нормализации отношений между Сербией и Косово снова актуализировали уже основательно «остывшую» балканскую тему. При посредничестве Европейского Союза Белград и Приштина договорились об урегулировании ситуации в северной (преимущественно сербской) части автономного края. По мнению представителей ЕС, достигнутый компромисс существенно повлияет на сербские и косовские перспективы присоединения к объединенной Европе. В какой степени модель урегулирования конфликта в Косово применена к постсоветским странам? Можно ли говорить об «обновленном косовском прецеденте» для Евразии, и в особенности для непризнанных образований, возникших на территории бывшего Советского Союза?
На первый взгляд, по вопросу о возможном использовании «казуса Косово» де-факто образованиями Евразии, сказано все или почти все. На Западе косовский сюжет принято рассматривать, как уникальный случай самоопределения, в то время, как в России его демонстрируют, как пример проявления двойных стандартов. Между тем, если оставить в стороне эмоции, то можно прийти к следующему выводу. Договоренности между Белградом и Приштиной, как, впрочем, и вся динамика конфликта между сербами и албанцами-косоварами, не имеют решающей роли при определении будущего постсоветских непризнанных и частично признанных республик. Сегодня политические амбиции абхазских, карабахских, осетинских или приднестровских лидеров принято рассматривать в контексте развития косовской ситуации. Создается ощущение, что они только и делают, что сверяют свои часы с политическими стрелками Белграда и Приштины. Между тем их выбор был сделан задолго до того, как Косово попало в фокус мировой политики.
Приднестровье провозгласило свою независимость от Молдовы в 1990 году, То же самое (и почти в то же время) сделала Южная Осетия. Карабах провел референдум о своей независимости 2 сентября 1991 года. Таким образом, три из четырех непризнанных республик заявили о своих претензиях на национальный суверенитет еще во времена существования СССР (когда РФ как отдельной страны еще не существовало). Абхазия добилась де-факто суверенитета от Грузии после вооруженного конфликта с Тбилиси в 1992-1993 гг. В это время Косово никак не влияло на это самоопределение (поскольку тогда ситуация там рассматривалась в общеюгославском или сербском контексте, в крайнем случае общебалканском, но не мировом).
За годы своего де-факто суверенитета каждое из этих образований прошло не только через конфликты, но и через несколько избирательных циклов, смену власти, а некоторые из них (Абхазия и Южная Осетия) даже добились ограниченного признания своей государственности. Хотя количественно с Косово это и несопоставимо. При этом далеко не всегда эти образования играли роль «марионеток Москвы». Достаточно вспомнить хотя бы споры между Абхазией и руководством РФ по поводу президентских выборов 2004-2005 гг., или между Южной Осетией и Россией в 2011-начале 2012 гг. Или блокаду, осуществлявшуюся российским руководством против Абхазии. Де-юре она началась в 1996 году, а де-факто осуществлялась с конца 1994 года. С 1999 года начался процесс ее постепенного сворачивания, закончившийся только весной 2008 года, то есть всего за несколько месяцев до «пятидневной войны»!
Так почему же в таком случае в Сухуми, Цхинвали, Тирасполе и Степанакерте так часто обращаются к косовскому опыту? Если отвлечься от риторики, он нужен де-факто образованиям Евразии, как инструмент для международной легитимации своих амбиций. Если угодно, это паттерн для оправдания своих действий в течение последних двадцати лет. Внутренняя ситуация на Балканах, а также динамика сербско-албанских отношений, малоинтересна лидерам «СНГ-2». Существовало бы Косово или бы его не было вовсе, без собственных региональных предпосылок вряд ли вообще имелся бы предмет для разговора.
В то же самое время опыт Косова рассматривается и «материнскими государствами», которые, как и Белград в свое время, не готовы к тому, чтобы признать самостоятельное существование отколовшихся территорий. Хочется особо отметить, что Сербия, согласившись на переговоры с лидерами в Приштине и на включение сербских полицейских формирование в общие косовские структуры (то есть, де-факто признав легитимность своих недавних оппонентов), сделала это не из политического альтруизма. Год от года в сербском обществе вызревало убеждение, что интеграция проблемного с социально-экономической точки зрения региона, создаст немало проблем для самого Белграда. Не стоит сбрасывать со счетов и демографические тенденции (снижение население Сербии и рост населения Косова), что также заставило бы сербское руководство в случае сохранения «территориальной целостности» кардинально менять свои подходы к национально-государственному строительству. Прагматические соображения взяли верх. Показательно, что на компромиссы с Приштиной пошли Томислав Николич и Ивица Дачич, политические наследники сербских радикалов и социалистов, отнюдь не считающиеся «западниками». Не исключено, что с течением времени подобный же вопрос об издержках и обретениях от восстановления «территориальной целостности» будет задаваться в Тбилиси, Кишиневе и в Баку.
Много лет мы спорили о том, уникален или универсален «казус Косово». Сегодня пришло время сказать: «Казусы непризнанных республик бывшего СССР уникальны». Каждый по-своему. Они не сводимы к единой формуле, хотя, как и косовский случай порождены политикой конструирования федерации на этнической основе.
Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон