Декабрь – это промежуток между двумя основными американскими «обжираловками» – на День Благодарения и на Рождество. И тут вспоминается мне история. Несколько лет назад в Бангкоке проходила первая международная кулинарная конференция, на которую американцев не позвали. «У них нет своей национальной кухни», заявил директор конференции, француз. Американцы этому заявлению нисколько не огорчились. «Это то, что делает нас великими, свидетельствует о нашей демократии и об этническом разнообразии», говорят они.

Я понимаю и французов, и американцев. Соединенные Штаты могут быть вкусны от одного океана до другого, но впихнуть их кухню в привычные европейцу рамки однозначно невозможно. Было бы странно, если бы в стране такого размера – с таким разным климатом, как в Миннесоте и в Аризоне, и с населением, пришлым из таких непохожих стран, как Италия и Таиланд – не существовало бы гастрономических различий. Региональные кухни возникали по мере того, как переселенцы – приехавшие по своей воле или против нее – приспосабливали свои кулинарные традиции под местный климат и ингредиенты.

Read the rest of this entry »

Джон Кеннеди и Ричард Никсон

По интернету расходятся сюжеты о «каруселях» и других методах подтасовки результатов парламентских выборов в России. Из Америки с трудом верится, что «Единая Россия» могла действовать так топорно. Хотя, как говорила моя бабушка, «в каждой хатке свои загадки». Как не вспомнить тут любопытный эпизод из американской истории, касающийся президентских выборов 1960 года….

Тогда от республиканцев был выдвинут Ричард Никсон, бывший вице-президентом в администрации президента Эйзенхауэра, а на финишную прямую от демократов вышел сенатор от штата Массачусетс Джон Ф. Кеннеди. Выборы 8 ноября были самыми «тесными» за весь 20-й век: кандидаты шли голова к голове. Некоторые штаты переходили от одного кандидата к другому. Иллинойс сначала прочно стоял за Никсона, но в последний момент мощный вброс голосов из Чикаго развернул его в пользу демократов. В Техасе Никсону не хватило 45 тысяч голосов, в Иллинойсе – менее 9 тысяч. Если бы Никсон «взял» оба штата, он бы выиграл выборы. В результате за Кеннеди было отдано всего на 112 827 голосов больше. На 68 миллионов зарегистрированных голосов это преимущество составило всего 0.1%.

«Из Иллинойса поступали хорошие новости, хотя мы видели, что данные по ряду избирательных участков Чикаго отсутствуют. А потом вдруг поступила информация о резком скачке голосов в пользу демократов, и нам показалось это подозрительным», – вспоминал никсоновский пресс-секретарь Герб Клайн. Республиканцы возопили о мошенничестве и стали требовать пересчета. Никсон больше бороться не хотел, не желая выглядеть «обиженным проигравшим» и считая, что разборки вызовут конституционный кризис и повредят имиджу страны в разгар «холодной войны». Он потом всегда настаивал, что это другие в его лагере, начиная с президента Эйзенхауэра, требовали пересчета.

А тогда он написал Кеннеди поздравительную телеграмму, отправил Клайна зачитать ее прессе, а сам, выжатый от предвыборной борьбы и расстроенный поражением, уехал с семьей во Флориду. Якобы без его ведома в стане республиканцев стали добиваться пересчета и чернить демократов вообще, и конкретно, мэра – патриарха Чикаго Ричарда Дэйли (родоначальника целой династии влиятельных политиков) . Отправленные в Техас, Иллинойс и еще 9 штатов республиканские эмиссары вскоре выяснили, что не все было чисто; например, в одном графстве Техаса при зарегистрированных 4 895 избирателях проголосовало 6 138 человек и три четверти голосов были отданы Кеннеди. В другом – проголосовало 86 человек, из которых 147 были за Кеннеди и 24 – за Никсона!

Но самое любопытное обнаружилось в Чикаго, где вел расследования корреспондент «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» Эрл Мейзо. Он заручился списками избирателей по участкам и прошелся по адресам тех, которые показались подозрительными. «Был, например, заброшенный и сгоревший дом, в котором числились 56 проголосовавших за Кеннеди. Было кладбище, на котором имена с могильных плит были зарегистрированными и проголосовавшими избирателями», вспоминал он в серии статей, опубликованных в газете. Со стороны республиканцев в Иллинойсе тоже нашлись нарушения, но им было трудно тягаться с мощным, подконтрольным мэру Дэйли, механизмом. Собственно, мэр не сильно и отнекивался, намекая на то, что то, что учинили демократы с голосами в Чикаго было не хуже, чем то, что республиканцы устроили в южном Иллинойсе: «Там такие же фантастические результаты, как и в Чикаго». Тем не менее, пошла гулять шутка “9 из 10 мертвых избирателей голосуют за демократов”».

9-го декабря был закончен пересчет голосов по 863 участкам Иллинойса и обнаружилось, что Никсону причитается всего дополнительных 943 голоса, а не 4500, которые могли бы изменить соотношение сил по штату. Также выяснилось, что на 40 участках Никсону засчитали даже больше голосов, чем ему полагалось. Республиканцы не унимались и подали в суд. Разбирался с делом преданный Дэйли областной чикагский судья Томас Клучински. Он в иске отказал, а через год был повышен до федерального. Потом дело было поручено федеральному расследователю Моррису Векслеру. Он выдвинул обвинения против 650 участвовавших в выборном процессе служащих. Но и тут судья оказался на стороне демократов и делу хода не дал. Наконец, в 1962 году, после признания судьи-наблюдателя за чистотой выборов, что он лично присутствовал при махинациях с бюллетенями на 28-ом чикагском участке, три работника этого участка признали себя виновными и отслужили короткие тюремные сроки.

Вскоре после инаугурации Кеннеди все еще кипятящийся сенатор-республиканец Дирксен позвонил заместителю директора ФБР и потребовал, чтобы Бюро заново подняло все материалы и расследовало «украденные» выборы. На что получил ответ, что этим расследованием как раз занимается Министерство Юстиции и что Дирксену лучше обращаться к генеральному прокурору, которым в то время был не кто иной, как… Роберт Кеннеди!

Конечно, то, что республиканцы не смогли доказать, что нарушения имели место, не снимает с выборов 1960 года подозрения в грехах. Вопрос остается открытым, и американцы так и не узнают, лишили ли Никсона законной победы или масштаб мошенниченства демократов ничего не изменил в его пользу. Не очень верится, что тот самый Никсон, которого потом поймали на прослушивании офиса демократической партии в Уотергейте, ставил интересы страны превыше своих собственных. Не очень верится, что любимцу народа Кеннеди удалось провернуть политическую аферу века. Но знаменательно то, что в Америке сноровисто подошли к воплощению идеи гоголевских «мертвых душ». Удивительно, что на родине писателя еще до этого не додумались. Или просто то кладбище пока не обнаружили?

Труман Капотэ

28 ноября исполнилось 45 лет одному самых любопытных светских балов 20-го века, устроенному Труменом Капотэ в нью-йоркском отеле «Плаза». Но прежде, чем рассказывать об этом событии, думаю, будет нелишним напомнить читателям, что это был за писатель и человек…

Хэмфри Богарт сказал про него: «Он настолько необычен, что сначала становится не по себе, но зато потом хочется повсюду носить его с собой». Трумен Капотэ, друг знаменитостей и автор экстравагантных выходок, известен не меньше, чем Трумен Капотэ, блестящий стилист и автор таких популярных романов как «Завтрак у Тиффани» и «Хладнокровное убийство». Если первый принес ему славу лишь после одноименного фильма в постановке Питера Сэллерса с Одри Хэпберн в главной роли, то второй, основанный на трагических событиях в канзасском городке Холкомб, стал бестселлером сразу по публикации и сделал писателя знаменитым за пределами узких литературных и кино-кругов.

Капотэ родился в Новом Орлеане в 1924 году и воспитывался тетками в Монровилле, штат Алабама. Когда мать вышла замуж второй раз, он переехал к ней в Нью-Йорк. В семнадцать лет он получил место в журнале «Нью-Йоркер», где носился по коридорам в бархатном плаще-накидке, походя на Оскара Уайлда своими длинными золотыми волосами и шокируя коллег склонностью к театрализации. Его рассказы стали печататься в престижных журналах, и в 1946 году он получил за них премию имени О’Генри. В 1948 году увидел свет его первый роман «Другие голоса, другие комнаты», где ранимый мальчик в поисках отца попадает в объятия развратного трансвестита. Забрезжил «голубой» рассвет в американской литературе, заговорили о книге и о ее обложке с вызывающей фотографией молодого автора, чей высокий свистящий голос все чаще звучал на светских вечеринках богемного Нью-Йорка. Его стали приглашать «для разнообразия», его остроты стали повторять, его манеру одеваться уже не рассматривали как вызывающую, а находили оригинальной.

С конвейером популярности Капотэ обращался так же умело, как и со словами. Он появлялся в нужных ресторанах и барах, заявляя, что собирает материал о повадках элиты для следующей книги, и скоро преподнес читающей публике подарок в виде «Завтрака у Тиффани», после чего сливки общества полностью приняли его к себе. Помимо броских костюмов он постоянно шил себе необыкновенные истории про интимные связи с людьми, которых едва знал или даже никогда не встречал (как например, Грету Гарбо). Он разбрасывал намеки об отношениях с мужчинами, которые не были замечены в пристрастиях к однополой любви. Он любил прокатиться на яхте с Глорией Вандербильд, навестить Чарли Чаплина в Швейцарии, отужинать с Грэйс Келли и принцем Монако Ренье, сфотографироваться с Мэрилин Монро и воткнуть шпильки писателю Гору Видалу, с которым соперничал всю жизнь.

У него был нюх на проекты, сулящие максимальную отдачу. В декабре 1955 года, когда Капотэ был в самом разгаре работы над «Завтраком у Тиффани», под капель оттепели в гастроли по СССР отправлялась американская труппа «Эвримен-опера». Впервые после революции преимущественно черные артисты везли в Москву и Ленинград «Порги и Бесс». Капотэ почуял уникальность момента и, закутавшись в трехметровый желтый шарф, отбыл в холодную Россию. Результатом поездки стала книга «Музы не молчат». В 1957 он без приглашения всплыл в Токио на съемках фильма «Сайонара» и при до конца невыясненных обстоятельствах вывел на откровенность Марлона Брандо. Капотэ записал в дневнике, что замкнутый и чурающийся интервью Брандо «без передышки говорил 5 часов как образованный негр, старательно демонстрируя выученные им длинные слова». Когда в журнале «Нью-Йоркер» вышла статья «Граф у себя в покоях», где самое сокровенное актера было вынесено на всеобщее обозрение, Брандо крушил мебель и кричал, что убьет Капотэ.

«Секрет искусства брать интервью в том, чтобы другой человек считал, что это он вас интервьюирует», признавался впоследствии Капотэ. «Вы рассказываете ему о себе и медленно так плетете паутинку, чтобы он начал откровенничать. В конце концов, когда вам изливают душу, черная неблагодарность не поделиться какими-то своими проблемами». Эта тактика приносила плоды и в жизни. У Капотэ была ярко выраженная потребность быть признанным не только в кругу литераторов, но и в высшем обществе. Он откровенничал о себе, когда гомосексуализм еще не стал предметом коктейльных разговоров, и люди велись на его шокирующую открытость и рассказывали ему про себя. Его считали прекрасным слушателем, и многие дамы света держали «культурного душку» Трумена за конфиданта и лучшего друга, не страшась перехода дружеских отношений в интимные. У него даже был круг из пяти-шести постоянных обожательниц, которых он называл «мои лебедушки» и в обществе которых он постоянно появлялся. Среди его многолетних друзей были Ли Радзивилл, сестра Жаклин Кеннеди, и Кэтрин Грэм, владелица газеты «Вашингтон Пост».

На свой талант доверительного собеседника Капотэ и рассчитывал, когда, прочитав в «Нью-Йорк Таймс» короткую заметку о том, что в тихом канзасском городке Холкомбе убийцы вырезали образцово-показательную семью Клаттеров, закупился любимыми деликатесами и поехал мерять реакцию местных обывателей на кровопускание. Ему вызвалась помогать подруга детства Харпер Ли, сама талантливая писательница на пороге славы после выхода романа «Убить пересмешника», где один из героев, Дилл, был списан с маленького Капотэ: «Дилл носил голубые льняные штанишки, которые пристегивались к рубашке, его волосы были почти белые и облепляли голову как утиный пух…. Когда он рассказывал нам всякие небылицы, его голубые глаза то вспыхивали, то темнели, смех у него был пронзительный и счастливый, и он любил теребить себя за клок волос, похожий на коровий язык».

На 11 тысяч населения Холкомба приходилось 22 церкви, и все они заполнялись по воскресеньям. По словам Харпер Ли, «для местных Трумен был все равно, что инопланетянин». Некоторые даже говорили, что это убийца вернулся на место преступления, и теперь расспрашивает жителей, чтобы посмотреть, как содеянное отразилось на их жизни. То, что он представлялся журналистом из «Нью-Йоркера» не улучшало ситуацию: в Холкомбе у журнала было столько же подписчиков, сколько и в Москве. В полиции от него отмахивались как от назойливой мухи. Капотэ ел черную икру, которую ему присылали «лебедушки», и не отступал. И постепенно ему удалось развернуть отношение родственников и соседей Клаттеров в свою пользу. Он охотно распространялся про странную и манящую жизнь за пределами городка и умудрился прослыть любопытной «штучкой» и здесь. Его стали приглашать скоротать вечерок. Капотэ как раз был в гостях у следователя, который вел расследование, когда тому позвонили: в Лас Вегасе задержали двух бродяг с уликами. Они быстро признались, что убили Клаттеров с целью ограбления, но им не повезло: те никогда не держали дома наличных.

Арест Дика Хикока и Перри Смита кардинально изменил замысел книги. Портрет городка, его обитателей и жертв теперь становился фоном для экскурса в сознание убийц. Капотэ принялся методично реконструировать историю их жизни. Для этого их надо было убедить, что у Капотэ с ними общая цель, и его благо – это их благо. У Капотэ с преступниками завязались сложные отношения, особенно с Перри Смитом, который был с ним почти одного роста и тоже жаждал быть признанным; каждый из них видел в другом человека, которым мог бы стать. Между ними действительно было много общего: безотцовщина, пьющие матери, уход в искусство (Перри сочинял песни, мечтал стать музыкантом) как к средству вызволения из ям жизни. В Перри Капотэ видел свою темную сторону, воплощение кошмаров и страхов, высказанных в ранних рассказах. Капотэ для Перри олицетворял признанного автора, которым Перри хотел бы стать. Судьба сдала им разные карты.

В течение следующих 5 лет с момента первой встречи и до казни Хикока и Смита в 1965 году Капотэ проговорил с ними сотни часов и обменялся с ними сотнями писем. «Хладнокровное убийство» не отпускало писателя ни на минуту. Где бы он ни оказался – на приеме в Белом доме или со своими друзьями-миллионерами в Швейцарии, где Капотэ продолжал работать над книгой, он не переставал думать и говорить о ней. Два отморозка в камере смертников и жители Холкомба безраздельно владели его сознанием. Он опять и опять ездил в Канзас и благодаря огромной по тем временам взятке в 10 тысяч долларов получил возможность видеть Хикока и Смита практически без ограничений и свободно переписываться с ними. Ожидание казни и постоянные отсрочки изматывали их. Они видели в Капотэ единственного друга и помощника, ревниво следили, сколько времени он проводит с каждым из них и требовали друг у друга письма Капотэ. Обоих волновало, какими они предстанут перед читателями в его книге. Их аппеляции в Верховный суд с просьбой о замене смертной казни на пожизненное заключение строились на отсутствии преднамеренности. Преступники подозревали, что Капотэ в книге придерживался обратного мнения. И были правы. Капотэ уходил от ответа, заверяя их, что он еще не садился писать этот эпизод и что вообще неизвестно, закончит ли он книгу. Когда они узнали о названии книги, Капотэ пустился убеждать их, что их обманывают. К этому времени ему оставалось дописать последние 40 страниц с описанием их казни.

Их бесконечные аппеляции вызывали у Капотэ приступы уныния и беспокойства. Он жаждал поскорее закончить книгу, но это означало бы смерть тех, кто почитал его за благодетеля. «Дело не в том, нравятся ли мне Дик и Перри», объяснял он в одном интервью, «Это все равно, что спросить «нравишься ли ты сам себе?» Дело в том, что я знаю их так же хорошо, как я знаю себя»! Он уже дал критикам и друзьям почитать черновики и знал, что написал шедевр. Несмотря на резко отрицательную позицию по отношению к смертной казни (он называл ее «узаконенный садизм»), судьба его книги зависела теперь от того, как скоро Хикок и Смит задергаются в петле. Известие с окончательным днем исполнения приговора застало его в Швейцарии. Хикок и Смит просили его приехать, он не хотел. Они надеялись, что он сможет им помочь с очередной отсрочкой, но он не отвечал на их письма и, уже будучи в Канзасе, послал им телеграмму, что ему не разрешают с ними видеться. Они знали, что это была неправда. Капотэ оказался не в состоянии примирить в себе требования книги и мольбы ее героев. За час до смерти Смит написал ему письмо: «Спасибо тебе за дружбу. Твой друг навек, Перри».

На казнь Капотэ приехал в сопровождении своего редактора из издательства «Рэндом Хаус», в сейфе которого дожидалась своего часа рукопись «Хладнокровного убийства». Он обмолвился несколькими словами с каждым из убийц. Первым был повешен Дик, через 20 минут пришла очередь Перри. «Было бы бессмысленно просить прощения за то, что я сделал. Даже неуместно. Но тем не менее, я прошу прощения», были его последние слова. Вернувшись в Нью-Йорк, Капотэ в слезах обзванивал знакомых и говорил: «Все было сделано, чтобы их спасти». Потом заказал два простых гранитных надгробия на тюремное кладбище. Его самая знаменитая книга, над которой он работал шесть лет, наконец, обрела концовку.

Томми Робинсон

Земля на пересечении 13-ой и «М» в центре Вашингтона принадлежала Томми Робинсону с 1983 года, когда он за $63.82 купил на аукционе участок площадью 12 квадратных метров. По закону, построить что-либо на таком маленьком участке нельзя. Но закон предоставил Томми те же права, что и владельцам особняков на Массачусетс Авеню.

В 2005 году на этом месте решили строить десятиэтажный дом на 300 фешенебельных квартир. Строительная фирма потратила около $16 миллионов на «отселение» старого двухэтажного квартала магазинов, парикмахерских и прачечных. Многие из владельцев были приятно удивлены суммами, которые им выплатили. Налоговая служба оценила участок Томми в $3,590, но строительная фирма предлагала ему до «нескольких сот тысяч», только бы избежать проектирования нового здания в обход его земли. Томми, похоже, запросил больше, но ни он, ни фирма цифру мне тогда не назвали. Фирме надоело торговаться, архитектор спроектировал здание в форме буквы «С», и стройка началась. Участок Томми взяли в осаду с трех сторон – по закону, его участку полагается иметь подъездной путь.

Чтобы никто не ставил машины на его земле, Томми вбил в нее 4 рельсы, свернуть которые под силу будет разве что бульдозеру, и написал на них масляной краской NO PARKING и NO TRESPASSING. Но предотвратить людскую интервенцию сложнее, потому что на таком крошечном участке даже ставить забор не разрешается. Поэтому каждое утро он приходил в 7 утра и сидел на своей земле до 4 вечера, пока на стройке работали рабочие. Сидел в зной, дождь и снег. Под вой пилорамы, под грохот бетономешалок и компрессоров, под смешки рабочих-гватемальцев. Это и была его работа – охранять свою землю. Когда шел дождь, он надевал сшитую из промышленного полиэтилена накидку с прорезями для рук и головы. В холодные февральские дни на нем было по четыре пары штанов и рубашек, чтобы согреться, он раскачивался на ведерке или ходил взад-вперед, 4 метра туда, 4 метра обратно, как заключенный по камере. Под ведерком у Томми лежала снедь на ланч, бутылка с водой и завернутые в полиэтиленовый мешочек судебные постановления из отдела гражданских исков. В кармане наготове был фотоаппарат – чтобы фиксировать незаконные посягательства на его собственность.

Read the rest of this entry »

Рассел Минс. Фото: Алексей Дмитриев

Вдогонку блогу про индейское казино: прочитал недавно, что индейский активист Рассел Минс борется с раком пищевода. Болезнь любит поражать самый развитой орган: Рассел – отличный оратор! Он отказался от оперативного вмешательства, которое лишило бы его возможности говорить, и прибегнул к комбинации народной индейской медицины и точечного облучения. По последним сведениям, опухоль существенно уменьшилась.

Я вспомнил, как три года назад был у него на ранчо на резервации «Пайн Ридж» в Южной Дакоте…

Гора Рашмор. Фото: Алексей Дмитриев

«Пайн Ридж» начинается в получасе езды от горы Рашмор, в которой высечены лица Вашингтона, Джефферсона, Рузвельта и Линкольна. Резервация получила печальную известность после перестрелки в поселке Вундед Ни между федералами и членами Движения Американских индейцев (ДАИ) в 1973 году. Здесь на площади в 8 тысяч километров сегодня проживает около 20 тысяч индейцев олгала племени лакота-сиу. Вместо хлеба-соли гостей на индейской земле в Америке принято встречать… однорукими бандитами, и «Пайн Ридж» здесь не исключение: только въехал на резервацию, сразу казино «Прэри Виндз». То ли благодаря идущим в казну племени игорным доходам, то ли благодаря бизоньему вяленому мясу «джерки», которое с охотцей раскупают заезжие бледнолицые, но по меркам третьего мира живут лакота-сиу вполне сносно, если не отвлекаться на безработицу на уровне 45%, подростковые самоубийства в два с половиной раза превышающие средненациональный показатель и самую короткую продолжительность жизни (44 года для мужчин) на планете.

В 1868 году в Форте Ларами правительство США и индейцы подписали соглашение, по которому территория «Блэк Хиллз» (Черные Холмы), где инаходится гора Рашмор, переходила к лакота-сиу «в абсолютное и неприкосновенное пользование и заселение» и бледнолицым вход на эти земли был заказан. Но пошли слухи о найденных там золотых самородках, и старатели рекой потекли в Черные холмы, нарушая соглашение и попирая федеральные законы. Солдаты 7-го кавалерийского полка генерала Кастера, призванные следить за соблюдением условий соглашения, не сильно останавливали их. Многие историки считают, что администрация президента Улисса Гранта сознательно пошла на конфликт с индейцами, потому что калифорнийская золотая лихорадка к этому времени сошла на нет, и экономика западной части США была не в лучшей форме.

И он не замедлил развязаться, потому что индейцы стали резать старателей, а армия – карать индейцев. Единичные вылазки переросли в войну за Черные Холмы 1875-1876 гг, в ходе которой индейцы разбили войска полковника Кастора в сражении при Маленьком Большом Роге, где сам Кастор погиб. Победа, правда, была недолгой, потому что американское правительство прижало лакота-сиу и отобрало Черные Холмы в 1877 году. «Спору нет – индейцев провели по-крупному. Здесь это все знают», – сказала мне Делла Хейз в магазине индейских и ковбойских сувениров «Уолл Драг», тянущемся на один квартал из трех имеющихся в городке Уолл (о магазине, кстати надо будет сделать отдельный пост).

Лишь в 1975 году Комиссия по рассмотрению индейских претензий постановила, что действия правительства были неконституционными и что индейцам полагается ретрибуция. Правительство, разумеется, это постановление обжаловало, и только в 1980 году Верховный суд США, поддержав постановление Комиссии, признал конфискацию Черных Холмов неправомерной и присудил компенсацию в $17.5 миллионов за землю (конвертируя цены 1877 года) и $105 миллионов за набежавшие за 103 года проценты. Вожди лакота-сиу денег тогда не взяли, заявив, что святые места не продаются и что им нужна земля. Потом, конечно, нашлись среди вождей ренегаты, которые заговорили было, что компенсация бы улучшила положение в резервации, но ДАИ затыкало им рот, напоминая, что у индейцев – собственная гордость. «Нам не нужны гражданские права белого человека, – говорил тогда один из лидеров ДАИ Расселл Минс, – Мы добиваемся наших собственных суверенных прав…»

Индейцы лакота-сиу. Фото: Алексей Дмитриев

Но время, когда Минс и его соратники по движению собирали многотысячные митинги, прошло. ДАИ одряб и погряз во фракционной борьбе, Минс стал пробовать себя в голливудских вестернах, и воз с Черными Холмами остался там, куда его засунули правительственные чиновники – под сукном. И вдруг 20 декабря 2007 года как гром среди ясного неба прозвучало заявление Минса о том, что лакота-сиу выходят из США и провозглашают независимую республику Лакота на исторической территории племени в пяти штатах (Южная и Северная Дакота, Вайоминг, Небраска и Монтана) со своими паспортами, водительскими правами и валютой. Ее граждане будут освобождены от налогов, если откажутся от гражданства США.

Все решили, что это PR-ход. Минс давно слыл талантливым агитатором, трубя о бесправном положении коренных обитателей Америки такими громкими акциями, как захват модели «Мэйфлауэра» во время празднования 350-летия высадки пилигримов на День Благодарения в 1970, как Марш нарушенных соглашений и захват Бюро индейских дел в Вашингтоне в 1972 году и как противостояние в Вундед Ни. Но в январе 2008-го я был на кинофестивале «Санденс» в Юте, и не поленился заглянуть в Южную Дакоту посмотреть на индейский быт и познакомиться с возмутителем спокойствия.

«Отдать Черные Холмы лакота? А почему именно им? Там до них были и чейены, и хидатса, и кайова… А еще до них, наверное, те, что от вас через Берингов пролив перешли! Может, в России найдутся их потомки? Заодно можно отдать Англию кельтам, а Рим – римлянам!» – потряс меня своей эрудицией ночной портье в Рэпид-Сити, с которым я поднял эту тему в 6 часов утра перед выездом на резервацию «Пайн Ридж».

Фото: Алексей Дмитриев

Индейцам сегодня приходится выбирать между культурой предков и благополучием потомков. Школьники всех уровней изучают лакота вторым языком по полчаса в день. Немудрено, что средний возраст носителя языка составляет 65 лет! Учителя, с которыми я познакомился, когда заглянул в школу в поселке Кайл, понимают, что этого недостаточно, но им не до того: проблемы с алкоголем и наркотиками начинаются уже в начальной школе! На подъездах к Кайлу стоят трогательные щиты с отпечатками детских ладошек и надписью «Наши руки не коснутся наркотиков». Зато взрослые руки дотянулись до медных труб в общественных зданиях и даже в своих домах, чтобы продать их на металлолом, потому что оказалось, что без водопровода прожить можно, а без метафетамина – нет.

Школьники. Фото: Алексей Дмитриев

Учительница Мэри Янгбеар (Медвеженок) помнила, что когда в 1984 году от неправильного лечения у нее умер двухлетний ребенок, Расселл Минс и ДАИ помогли ей организовать демонстрацию, чтобы привлечь внимание к низкому уровню медицинской помощи, получаемой индейцами на резервации (их белые жены и мужья вынуждены «ходить» к врачу за 70 миль в Рэпид-Сити, потому что на резервации лечат только индейцев). «Мы не можем отказаться от федеральных субсидий. Кто будет оплачивать жилье и отопление пожилым и безработным», – занервничала она. «Сохранимся ли мы как народ через 200 лет – большой вопрос. Когда я объясняю студентам, почему они должны изучать язык и традиции лакота, я говорю, что это уникальность, которой они наделены от рождения, и нельзя дать ей пропасть. А они, наоборот, хотят ассимилироваться и часто отказываются от своих индейских имен», – сетовала преподавательница в Лакота Колледже.

Индейцы производили впечатление мягкотелой, абсолютно мирной и, несмотря на большой рост и вес (одно из самых часто встречающихся заболеваний среди них – диабет), подвижной нации. «Неважно, что у них на ногах: они всегда входят и выходят пугающе бесшумно», – сказала мне кассир в торгующей спиртным лавочке в паре миль от границы резервации, куда индейцы ездят «заправляться». За ее пределами они чувствуют себя неуютно, хотя отсутствие работы на земле предков создало огромную диаспору: 70% лакота разъехались. Другие уезжали, но потом возвращались обратно, не в силах совладать с агрессивной энергией больших городов. «Мы пробовали жить в Сиу Фоллз, но там такой сумасшедший ритм жизни…», – сказала дочка хозяина мотеля. Я потом посмотрел атлас: население Сиу Фоллз – 136 тысяч человек….

Фото: Алексей Дмитриев

Два выборных президента соседних племен, Джозеф Брингз Пленти, председатель клана чейен ривер сиу и Родни Бордо, президент клана роузбад сиу, согласились, что земли у них украли. «Сколько себя помню, речь об отделении шла чуть ли не каждый раз, когда мы садились ужинать…», – заявил первый. «Наши деды за эти соглашения кровь проливали… они охраняют наши земли, наши реки, наши права и нашу суверенность – по телефону сказал мне второй. И добавил: «Не будь этих соглашений, межнациональные корпорации, которые держат под контролем США, уже бы давно отобрали у нас эти земли». Ничего я на это не сказал, хотя в газете «Рэпид Сити Джорнал» прочел, что президент оглала-сиу Джон «Желтая Птица» Стил обвиняется в сношениях с компанией, собирающейся добывать уран на резервации «Пайн Ридж». Та самая «Желтая Птица», которой Расселл Минс проиграл на выборах 2006-го года.

Когда я приехал к Расселу, он заканчивал телефонное интервью канадскому радио и был настроен решительно. «Мы вернемся к изначальным принципам, на которых строилась эта страна, к семейному фермерству и скотоводству», – словно продолжая разговор повернулся он ко мне, положив трубку.

Фото: Алексей Дмитриев

«Жители республики Лакота будут по-настоящему свободны, потому что они будут сами нести ответственность за свою общину, а не перекладывать это на политиков. Пусть в этот раз правительство попробует снова отмахнуться от нас. Все, что я делаю, абсолютно легально, в полном соответствии с 6-й статьей Конституции. Мы готовы разговаривать с любым правительственным органом. Иначе у нас будут все основания подать на американское правительство в суд».

«Я не боюсь потерять федеральные дотации. Сегодняшние резервации – это те же колонии. Любая колониальная система подпитки приводит к зависимости. Система распределения денег внутри резерваций прогнила до костей. Федеральные доллары все равно на резервации не задерживаются. Неважно, что большинство нас пока не поддерживает. Знаешь, сколько нужно людей, чтобы создать критическую массу в любом начинании? Всего 2%!!! Как только мы добьемся энергетической независимости и станем бесплатно раздавать электроэнергию, желающих к нам примкнуть станет больше. Откуда возьмем? Мы поставим ветряки! Ветра, дующего над Дакотой достаточно, чтобы залить светом всю страну».

«У нас будет своя валюта, и за ней будут стоять золотой и серебряный запасы. 40% природных богатств США находится сегодня на территории индейских резерваций. Поэтому нам так важно вернуть отобранные у нас земли. Мы подали петиции о наложении ареста на все земли лакота, которые нелегально находятся в федеральном или штатном пользовании, и прежде всего на территорию Черных Холмов. После того, как петиции будет дан ход, только суд будет вправе решать правомочность владения ими американским правительством».

Гора Рашмор. Фото: Алексей Дмитриев

Я помню, что тогда мне стало не по себе. Не от того, каким Расселл видел свою республику Лакота, хотя я и признался ему тогда, что по мне она смахивает на город солнца. А от того, что известный монумент на горе Рашмор с ликами четырех президентов символизирует торжество демократических принципов на украденной у индейцев земле. И что индейцы, пользуясь выпестованными теми же президентами принципами, наложат на эту землю арест, и, если Верховный суд через лет так сто присудит им ее, еще паче чаяния подорвут знаковый для американцев памятник, чтобы извлечь из-под него какой-нибудь минеральный посул своего будущего благосостояния.

Фото: Алексей Дмитриев

Пока я сидел у Расселла в гостях, похолодало, и дорога быстро обледенела. Мой хлипкий взятый в аренду «Ниссан» скользил вправо-влево, но на довольно крутой подъем, начинающийся у ворот ранчо, заползать отказывался. Расселл вывел из гаража грузовичок и буквально вытолкал меня наверх. «Так и быть, никому не расскажу, что индеец русскому в снегу помог», – пошутил он на прощание.

Поправляйся, индейский Кампанелла!

В минувшие выходные и понедельник Америка традиционно справляла Хэллоуин. Молодежь разоделась – и по вечеринкам. Одна в первый раз была в Вашингтонском зоопарке! Или идут на гулянье в район Джорджтауна.

Конечно, когда можно неплохо повеселиться в компании друзей, разодевшись в костюмы вампиров и ведьм, забываешь о том, что когда-то этим праздником отмечали сбор урожая. Но веселье присуще костюмированному балу в любое время года, в то время как 31 октября имело особое значение: в этот день считалось, что границы миров живых и мертвых раздвинулись, и мертвые пришли к живым учинять всяческие неприятности.

Поэтому живые наряжались в маски и костюмы, пытаясь запутать мертвых. А вот кто сейчас знает, что позднее маски были призваны не пугать прохожих, а скрывать лица шалящей в эту ночь детворы? Кто помнит, что традиция изготовления фонарей из тыкв (а сначала из репы) возникла потому, что кельты верили, что их свет поможет душам найти путь в чистилище? На 1-ое ноября (День Всех Святых) в Англии издавна по домам ходили люди и предлагали за вознаграждение помолиться за почивших родственников. И что страшилки пришли гораздо позже, а поначалу были просто легенды об умерших предках, рассказываемые для успокоения их душ?

Нынешняя традиция «trick or treat» устоялась в Америке лишь в 40-е годы прошлого столетия. Постучавшись в дом, ряженые говорят открывшим им дверь хозяевам «trick or treat», мол, либо мы тебе какую-то пакость (trick) устроим, либо гони нам сладости (treat). Поэтому, как только стемнело, я нацепил маску волка и отправился с четырехлетней дочкой, одетой в костюм бабочки, собирать хэллоуиновскую продразверстку на окрестных улицах.

Там уже бродили стайки ребят – в сопровождении (неназойливом, издалека) взрослых (это становится понятным, если учесть тот факт, что за хэллоуинский вечер в Вашингтоне 6 людей заработали огнестрельные ранения!) Мне нравится, когда собирается много малышей в костюмах. Но помимо ведьм и мертвецов, здесь было много суперменов, грабителей, полицейских и капитанов «Америка». Голливудизация, с одной стороны, и родительская готовность одеть ребенка в тематически-взрослый костюм, с другой, были повсеместны. Редко кто еще сам шьет или придумывает оригинальные костюмы. Для себя любимого на вечеринке блеснуть – еще куда ни шло, а детям в основном покупают готовые в магазинах. «А ты кто?» – спросила дочка девочку в фиолетовом парике, черной помаде и чулках в сеточку. «Я принцесса вампиров», ответила та, показав дырки на месте молочных клыков.

Мы обошли, наверное, с дюжину домов. В одних украшения ограничивались джеком-светильником, в других из лужайки было сделано кладбище, из кустов торчали скелеты, а дверь была зловеще окутана паутиной. Многие домовладельцы пускаются на серьезные декорации, подчас механизированные и с соответствующим звуковым сопровождением. Везде, где горел свет, дверь открывали, и дочку наделяли сладостями. Где-то формально, где-то с добротой и с теплыми словами в адрес ее костюма. В какой-то момент то ли лукошко отяжелело, то ли ей наскучило, и мы вернулись домой.

Не знаю, что сами дети любят больше, костюмированную часть или сладости, которые им дают, но, думаю, что второе. Причем в торговых центрах это доведено до автоматизма: приезжаешь, паркуешься, дети встают в очередь в один магазин, получают леденцы и конфеты, потом переходят в другую очередь… И так, пока корзинка или мешок не наполнится сладостями! Ходить по домам все-таки интереснее, но там тоже знают, за чем к ним приходят, и на стук уже открывают дверь с тазиком конфет в руке. Те, кто не хочет, чтобы к ним весь вечер стучались, выставляют тазик перед дверью, иногда с запиской «Больше одной не брать!»

Такое впечатление, что народ просто откупается от назойливых детей дешевыми сладостями. А они и привыкли, что им непременно что-то перепадет: жена, оставленная дома на раздаче, стала рассказывать про подростков, которые буквально выхватывали из ее рук сладости и побежали дальше. Ни тебе «трик-о-трит», ни «спасибо». Зато нахально раскритиковали наш ассортимент!
Кстати, у детей разработана целая иерархия, какие сладости ценятся больше, какие меньше. И хотя все норовят взять количеством – потому-то и висело требование больше одной не брать! Когда приходят домой, то начинают раскладывать добычу по кучкам: леденцы, шоколадки, ириски, карамельки и т.д. Наверное, есть в Африке дети, которые такого количества сладостей за всю свою жизнь не видели!

На следующий день в большинстве американских семей начинается мучительная дипломатическая работа по недопущению обвала всего этого сахара в деликатные детские желудки. Выкинуть нельзя: каждый захудалый леденец на учете. Кто-то пробует договориться растянуть обвал на ближайшие пару месяцев. Я поступаю хитрее: обмениваю в пропорции 5:1 на швейцарские шоколадные конфеты. Дочка уже знает разницу и не возражает. По нашим подсчетам, в этом году при выдаче одной хорошей конфеты в день ее хэллоуиновской добычи хватит на месяц.

До сих пор не понимаю, как это не нашлось в Америке человека, который бы придумал, как заработать на таком количестве кондитерского вторсырья!

Брайан Берг говорит, что по жизни он вообще-то неуклюж.  Мол, натыкается на мебель, спотыкается часто, вон, вчера молоко за завтраком разлил…  Но когда работает, то включается в нем такая точность в движениях, что он может выстроить 8-метровую башню… из игральных карт.  Если поточнее, из 124 800 карт весом 112 кг.  На конструкцию из 133 уровеней у него ушло 80 часов. Read the rest of this entry »