В 2008 году, после того, как Россия оккупировала часть территории Грузии, президент Дмитрий Медведев заявил: «У России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых находятся привилегированные интересы». В ответ на вопрос, подразумевает ли он соседние страны, российский президент ответил: «Разумеется, регионы, граничащие с Россией, но не только их».

Через пять лет, хитросплетения евразийской политики дали Москве возможность реализовать слова Медведева. Москва пытается, где это только возможно, вернуть геостратегическое наследие, утраченное после распада Советского Союза.

Эти намерения основаны на некоторых расчетах Кремля. Во-первых, то, что многополярный мир, на формирование которого рассчитывала Москва с середины 1990-х годов, наконец-то становится реальностью. Во-вторых, США находятся в упадке и, в целом, период доминирования Запада в геополитике подходит к концу (этот вывод подкрепляют экономические проблемы Европы). И, в – третьих, затратность, неэффективность и нереалистичность внешней политики США. В итоге – как говорится в концепции новой внешней политики России – Москва больше не смотрит на Запад как на модель для подражания в сферах политики и экономики. Наоборот, она сконцентрировала свое внимание на Евразии и Дальнем Востоке, где у России больше естественных интересов (где, также, во многих случаях возможно легче находить общий язык с местными авторитарными режимами).

Главная задача России в ее отношениях с Европейским Союзом, как сказал 28 октября в своем выступлении студентам Донского государственного технического университета министр иностранных дел Сергей Лавров – создание общего экономического и гуманитарного пространства от Атлантики до Тихого океана. На практике это означает трансформацию, поддерживаемого Россией, Таможенного Союза, возникшего в 2010 году – в больший Евразийский Союз, который планируется создать до 2015 года.

Сторонники этой идеи в России хотят, чтобы Евразийский Союз стал ассоциацией равноправных партнеров, исповедующих общие ценности – как ЕС. Однако многие граждане бывших советских республик считают, что такое образование будет просто прикрытием для восстановления российского доминирования.

По словам известных исследователей Андерса Аслунда и Ганса Адомеита, хотя декларируется, что главные цели Евразийского Союза лежат в экономической плоскости, на самом деле речь идет о геополитических целях, которых, по мнению экспертов, можно достичь в большей степени именно экономическими средствами. Действительно, в последние месяцы, Москва оказывала давление на Грузию, Армению и, наиболее важно, Украину, чтобы продемонстрировать им в опасности «флирта» с Евросоюзом и убедить их вступить в альтернативную структуру – Евразийский Союз.

Андрей Слепнев, министр торговли ЕЭК (Евразийской экономической комиссии, ответственной за интеграционный процесс) говорил о безобидности и неправильном восприятии в мире российского стремления к влиянию в Евразии. Он выступил 31 октября в Вашингтоне – в Центре  стратегических и международных исследований. Слепнев подчеркнул «экономическую природу» всего этого проекта, который, по его словам, приведет к созданию общего рынка и общую систему пограничного контроля. Стремление к бОльшей региональной интеграции, по его словам, – глобальная тенденция.

Слепнев, также как и Лавров в своей речи, заявил, что сотрудничество с ЕС будет важным приоритетом для Евразийского Союза и что параллельно проходят переговоры о свободной торговле с Новой Зеландией, Вьетнамом и Индией. Слепнев опроверг подозрения, что Россия пытается реанимировать Советский Союз – наоборот, он сказал, что Евразийский Союз будет основан на консенсусе (аргумент довольно неубедительный, беря во внимание тот факт, что в последние месяцы давление России на украинских лидеров укрепило их стремление к сотрудничеству с Брюсселем). Слепнев, кстати, признал, что Москва не хотела бы сближения Украины с ЕС, поскольку, по его мнению, Киев связывают с Москвой многие политические, экономические и культурные связи.

Беспокойство, которое вызывают планы Кремля по созданию Евразийского Союза, можно обнаружить не только в Киеве. На довольно напряженном саммите в Минске 24 октября члены Таможенного Союза – президенты России, Казахстана и Беларуси – попытались разрешить накопившиеся сложные вопросы, связанные с зоной свободной торговли: начиная с вопросов о торговых барьерах и  путями расширения этой организации. Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев – обычно близкий союзник России – обвинил Москву и Минск в установлении несправедливых торговых барьеров. Он назвал регулятивный орган Таможенного Союза, в котором доминирует Россия, «политизированным» и призвал к осторожности в деле привлечения в союз новых членов. Не было согласия и в споре о ценах на нефть и газ. Александр Лукашенко намекнул, что отсутствие прогресса по этому вопросу может заставить его страну выйти из Таможенного Союза. Недавние волнения в России также продемонстрировали, что в российском обществе многие выступают против свободного перемещения рабочей силы – особенно из Центральной Азии, а именно это принесет создание Евразийского Союза.

Слепнев уделил очень мало внимания роли Китая в замедлении процесса создания Евразийского Союза. К примеру, в сентябре лидер Компартии Китая Си Цзиньпин посетил четыре государства Центральной Азии и подписал с ними соглашения об экономическом сотрудничестве. На контрасте с Москвой, Пекин хочет завоевать доверие центральноазиатских партнеров, демонстрируя подчеркнуто уважительное отношение к ним, предлагая выгодные условия для торговли, а также гарантируя невмешательство в их внутренние дела (в придачу к большим финансовым вливаниям).

Растущая роль Китая в Евразии поставила Россию в тупик. С одной стороны, Россия хочет выиграть за счет роста экономической мощи Китая (во время недавнего визита Дмитрия Медведева в Китай крупнейшие энергетические компании РФ подписали выгодные договора с китайскими партнерами; Россия также заинтересована в китайских инвестициях в российский Дальний Восток). Китай также остается важным союзником России на международной арене – например, в вопросе о Сирии.

С другой стороны, российские лидеры мало что могут сделать, чтобы притормозить растущее влияние Китая в Центральной Азии.

Без сомнений, российские лидеры понимают, что китайское давление может помешать планам Кремля стать главным игроком на постсоветском пространстве в намного большей степени, чем любое решение Украины.

Егор Гайдар

После распада Советского Союза, команда молодых экономистов под руководством Егора Гайдара начала работать над созданием рыночной экономики в России. Реформы Гайдара, известные как «шоковая терапия», позволили трансформировать разрушенную советскую экономическую систему. Пребывание Гайдара на должности премьера продолжалось всего шесть месяцев. Его политика была непопулярна. В октябре 1993 года, после двух лет конфронтации между президентом Ельциным и парламентом, маленькая, но кровавая гражданская война все же произошла в Москве: частично ее причиной стала гайдаровская политика – например, споры о приватизации и о том, кто будет контролировать государственное имущество.

Как и многие западные дипломаты, которые работали в то время в Москве, я не мог не заметить, что в команду Ельцина входили не только либералы и технократы, но и партаппаратчики и традиционалисты. Несмотря на то, что Верховный Совет был местом консолидации популистов, среди оппонентов Ельцина были и демократы, и представители других политических сил, у которых были собственные идеи о том, как реформировать Россию (идеи, которые отличались от того, что могли бы тогда порекомендовать Соединенные Штаты). Ельцин распустил парламент, а когда Верховный Совет попытался нанести ответный удар, он разогнал его с помощью военной силы. Ельцинский триумф позволил принять Конституцию, которая дала президенту возможность запустить многие непопулярные реформы Гайдара. Споры о реформах Гайдара продолжаются и сегодня.

Многие критикуют Гайдара за экономический кризис 1990-х – Владимир Путин, к примеру, базирует свое правление на отказе от гайдаровской «шоковой терапии». В свою очередь, на Западе часто говорят, что реформы Гайдара не были реализованы в полной мере.

9 октября в вашингтонском Институте Кеннана прошел семинар-обсуждение книги, в котором приняли участие Петр Авен, руководитель «Альфа-Банка», а также Альфред Кох. Книга называется «Революция Гайдара. История реформ 90-х из первых рук».

И Авен, и Кох работали в правительстве Гайдара. Они считают, что оценка достижений Гайдара нуждается в пояснениях. Книга, в которой собраны интервью с другими членами первого российского посткоммунистического правительства, призваны помочь читателю разобраться в реалиях того времени.

Книга напоминает яркую мозаику. Авторы книги признают, что ошибки имели место, но в целом, они «все сделали правильно». (По мнению Авена, команда Ельцина уделила недостаточно внимания укреплению судебной власти).

На семинаре обсуждали не только экономические реформы Гайдара, но также и августовский путч 1991 года, расстрел Белого Дома 1993-го и другие события этого периода. Книга включает воспоминания тех, кто уже давно ушел из общественной жизни – Геннадия Бурбулиса и Андрея Козырева, и тех, кто остается на политической авансцене, например Анатолия Чубайса.

Ельцин – центральная фигура этой драме. Авторы утверждают, что президент действовал из лучших побуждений, но, в тоже время, он был противоречивым, а после кризиса 1993 года – одиноким, гневным и мстительным человеком (Мне вспоминается наблюдение западных обозревателей в то время: «Ельцин – демократ. Он просто не знает, что это означает»).

Гайдар описан, как талантливый и человечный лидер. Книгу украшают интересные истории и анекдоты. Так, Павел Грачев вспоминал, во время прогулки по лесу Ельцин и несколько его соратников, разрезали руки ножом и слизывали кровь – это был ритуал, призванный символизировать их верность друг другу.

У книги также есть и недостатки. Прежде всего, стоит указать о том, что изложенная версия событий, страдает односторонностью. В книге мало внимания уделено президентским выборам 1996 года – многие считают, что там имели место фальсификации, целью которых было обеспечение переизбрания Ельцина. Немного говорится и о залоговых аукционах, во многом благодаря которым возникла группа коррумпированных богачей, приближенных к Кремлю. Авторы книги также признают, хотя и очень ограниченно, сложности, возникшие при проведении программы приватизации Чубайса и ее негативных последствиях для обычных людей.

В своей недавней книге Джейс Шер говорит о том, что события 1990-х – это не «вторая российская революция», которую так ожидали многие эксперты на Западе. В Центральной Европе новые элиты, которые возникли в результате борьбы с тоталитаризмом, создали новые политические системы – это было сделано на базе гражданского общества и «европейской идеи», чего не было тогда в России. А в России новая политическая система была создана наиболее радикальными лидерами старой элиты (такими, как Авен и Кох).

Новая Россия рассматривалась ее лидерами как приемник старого Советского Союза. Она узаконила себя и на отказе от прошлого, и на его же продолжении.

Как правильно отмечает Шер, последствия этой частичной революции, были ожидаемыми. Распад старого аппарата Коммунистической партии сделал государственные институты более автономными, но менее прозрачными. Жестокие реалии нерегулируемого рынка вынудили государственные институты генерировать собственный, часто коррумпированный доход.

Приватизация превратила бюрократическую власть в финансовую, сделав более выгодным тайные сделки с приближенными бизнесменами, а не реальный капитализм. Приватизация также позволила легализовать криминальные структуры, которые де-факто доминировали в советской экономике. Это частично произошло из-за решения Ельцина подчинить российские политические институты только ему и его команде. Но также это стало возможным и в результате того, что Гайдар попытался создать свободный рынок в стране, в которой отсутствовали устойчивые институты власти и принцип верховенства закона.

В центре внутренней политики в США часто лежат успехи иммиграционной политики государства, а чаще – ее провалы. Немногие американцы, однако, знают, что по количеству иммигрантов и размерам иммиграционных потоков, Россия ныне занимает второе место в мире после Соединенных Штатов.

Сегодня перед Россией стоят проблемы вопросов миграции, возникшие в результате проблем, которые трудно было представить до распада СССР в 1991 году: перехода от плановой экономики к рыночной, либерализации общества и возникновения более плюралистической, хотя и не демократической политики. Вместе с трансформацией многих аспектов российской жизни, эти факторы фундаментально изменили миграционные образцы поведения и привели к возникновению многих проблем.

Четыре ключевых тенденции характеризуют развитие страны: «утечка мозгов» на Запад, приток этнических русских и рускоговорящих людей из других стран бывшего Советского Союза, депопуляция Сибири и Дальнего Востока и переселение людей из этих регионов в крупные города. На фоне того, что страна разбогатела в период путинского правления, Россия стала «миграционным магнитом», привлекая людей из других стран – особенно из Центральной Азии – в поисках экономических возможностей.

Как отмечает эксперт по вопросам населения Тимоти Хелениак, представители правительственных структур России сталкиваются еще с двумя ключевыми контекстуальными факторами в вопросе миграции. Во-первых, это прошлое России, где главную роль занимали экспансия и строительство мультиэтничной империи. По мнению эксперта, из-за этого разница между русской этнической принадлежностью и российским гражданством размыта. Во-вторых, это настоящее России, которое характеризует демографический кризис. Внутренняя миграция может помочь преодолеть межрегиональный дисбаланс и перевести миллионы работников из регионов с малым доходом и высоким уровнем безработицы в те регионы, где безработица близка к нулю.

Иммиграция в Россию является предварительным условием поддержания экономического развития страны, на фоне того, что население РФ стареет и уменьшается (эксперты прогнозируют, что, если нынешние демографические процессы будут продолжаться, то население России сократится на 20% – до 115 миллионов).

Так же как в США, в России идет активная дискуссия по вопросу, в какой степени нужно разрешить иммиграцию. Сейчас большее влияние имеют те политические силы, которые против притока людей в страну, говоря о том, что Россия должна быть только «для русских», несмотря на то, что данный термин трудно определить. Оппоненты иммиграции утверждают, что в стране и так слишком много «иностранцев», они часто занимаются криминальной деятельностью и никогда не смогут ассимилироваться. Политически более слабая сторона, выступающая за приток населения, говорит о том, что России нужны люди, которые компенсируют демографический спад и стимулируют экономическое развитие. (Россия имеет преимущество, так как более 20 миллионов русских – многие из них высокообразованные люди – живут за ее пределами).

Вместе с тем, миграционная политика России не может похвастаться особыми успехами в решении этих вопросов. После того, как в 2000 году президентом стал Владимир Путин, государство стало проявлять больше интереса к российским демографическим и миграционным проблемам. Однако, проблемы сохраняются – к примеру, в Москве в последние годы происходили острые межэтнические конфликты.

4 октября бывший министр иностранных дел России Игорь Иванов, а ныне глава Российского совета по международным делам (РСМД), принял участие в семинаре в Институте миграции в Вашингтоне, с целью обсудить прошлое, настоящее и будущей российской миграционной политики. В центре дискуссии была новая книга, опубликованная РСМД «Миграция в России»: 2000-2013» (комментатором выступил известный политолог Андрей Кортунов). Иванов говорил об огромных проблемах, которые стоят перед Россией в данной сфере, но также и о решимости решить их. К примеру в июне 2012 года президент Путин одобрил долгожданный стратегический документ – Концепцию государственной миграционной политики, после чего последовала разработка детального плана с целью либерализации и улучшения миграционного законодательства. Кортунов отметил, что новый подход к этому вопросу более широкий, чем прежде: сегодня чиновники на федеральном уровне хотят привлечь к решению проблем миграции местную власть и общественные организации, а также создать специальные программы в университетах для обучения специалистов. И Иванов, и Кортунов отметили, что в этих вопросах полезным был бы обмен опыта между США и Россией. «Многие российские эксперты ошибочно считают, что проблемы, стоящие перед Россией, уникальны», – отметил Кортунов.

Мало сомнений в том, что российские чиновники ведут серьезную борьбу, чтобы взять под контроль миграционные потоки. В отдельном исследовании, опубликованном ранее в этом месяце, ведущий московский демограф Никита Мкртчян отметил, что попытки правительства сделать все, чтоб мигранты перестали приезжать в Москву и перебирались бы на Дальний Восток и Северный Кавказ закончились «полным провалом», несмотря на вливания огромного количества денег и активную пропагандистскую кампанию. По его мнению, причиной провала является то, что мигранты почти всегда стараются переехать в регионы с более высокими стандартами жизни и большими возможностями. Это то, в чем не могут помочь ни одноразовая помощь, ни запреты.

Российское правительство, как и правительства других государств, часто отступало от своих идеалов в данной сфере. Недавно правозащитная организация Human Rights Watch сообщила о том, что несколько сотен мигрантов были задержаны по обвинению в нарушении миграционного и трудового законодательств – многие из них помогали строить объекты для Олимпийских игр в Сочи. Некоторые высказывания оппозиционного лидера Алексея Навального также заставляют задуматься над тем, как будут себя чувствовать себя этнические меньшинства при более демократическом режиме в России.

По сравнению с прошлым десятилетием сегодняшняя евразийская геополитика отличается немалой активностью. Вывод войск из Афганистана оставил вакуум, заполнить который могут региональные и внерегиональные власти. Важным экономическим игроком на евразийском пространстве давно уже является Китай. Да и Россия воспользовалась шансом реанимировать экономические, политические и геостратегические «активы», потерянные после распада СССР. 25 сентября эти темы обсуждались на семинаре в вашингтонском Центре имени Вудро Вильсона.

Среди выступающих были Кристиан Остерман (из Центра Вудро Вильсона), Джефри Манкофф из вашингтонского Центра стратегических и международных исследований и Стивен Бланк из Совета по американской внешней политике. Эксперты согласились с тем, что Россия хочет расширить влияние в Евразии. В качестве главного фактора отмечалась возрастающая роль Китая в Центральной Азии. В последние месяцы во время саммитов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) Россия воспользовалась возможностью усилить свою стратегию безопасности. Москва оказала давление на Армению, убедив ее вступить в Таможенный Союз, вместо соглашения об ассоциации с Европейским Союзом (экс-министр национальной безопасности Армении Давид Шахназарян в одном из интервью заявил, что резкая смена курса руководством Армении была вызвана беспрецедентным давлением России, включая угрозу дестабилизации внутренней ситуации в стране). Москва оказывает давление и на другие страны, желающие развивать отношения с Евросоюзом. Речь идет в первую очередь об Украине. В основе концепции Таможенного Союза лежат следующие основные идеи. Первая: многополярность мира, о которой российские власти говорили, начиная с конца девяностых, становится реальностью. Вторая: время доминирования Запада подошло к концу; один из важнейших моментов – упадок, переживаемый США. Третья мысль: внешняя политика США – дорогая, неэффективная и нереалистичная.

Сегодняшнее стремление Кремля восстановить свое влияние отличается от подхода, преобладавшего в советские времена. Речь идет прежде всего об экономике: политическую интеграцию в Кремле считают нереальной. Кроме того, средства, используемые российскими властями и призванные убедить других в преимуществах интеграции, выбираются с большой осторожностью. В Кремле сознают, к примеру, что интеграция с Узбекистаном практически невозможна, так как за последние два десятилетия официальный Ташкент продемонстрировал, что руководствуется собственными представлениями о роли Узбекистана в Евразии. И что едва ли Ташкент пожелает присоединиться к Евразийскому объединению, руководимому из Москвы (скорее всего, нечто подобное произойдет с меньшими странами Центральной Азии – Кыргызстаном и Таджикистаном).

Несмотря на значительный прогресс на пути интеграции, все очевиднее становятся и его пределы. Поспешная интеграция таких бедных стран, как Кыргызстан и Таджикистан, потребует огромных финансовых вливаний из России. Более широкая интеграция для создания общего экономического пространства – к примеру, попытка включить в эту орбиту балтийские страны – едва ли реалистична и даже опасна. Общественное мнение в Украине неблагоприятно для инициативы по созданию Евразийского Союза. В России растет недовольство свободным потоком рабочей силы из Центральной Азии. Что же касается Украины, то даже на русскоязычном востоке все больше людей высказывается за членство в ЕС, а не за присоединение к союзу, инициированному Москвой. И ШОС, и Организация Договора о Коллективной Безопасности остаются в большой степени неэффективными объединениями. ШОС, по мнению одного из экспертов, остается «непропеченным многовекторным механизмом», у которого нет четкой роли в мире из-за разногласий ее участников по поводу миссии этой организации. Да и с Таможенным Союзом есть проблемы. Он стоит России огромных денег, вредит экономике страны и отдаляет ее от всего мира. Если Таможенный Союз реализуется в полной мере, то по нему «расползутся» многие негативные черты современного российского общества: неуважение к правам человека, избирательное применение закона и огромная коррупция (хотя в некоторых странах – потенциальных членах Таможенного союза со всем этим дело обстоит хуже, чем в России).

Но прежде всего шанс евразийской интеграции оказался замедлен другим фактором – растущей ролью китайского экономического влияния. Эксперт Александр Кули отмечает, что сегодня Китай – один из крупнейших экономических партнеров стран Центральной Азии. 13 сентября Владимир Путин и китайский лидер Си Цзиньпин прибыли на саммит ШОС. Владимир Путин только что пережил дипломатический триумф, связанный с сирийским кризисом. А Си Цзиньпин завершил дипломатический тур по Центральной Азии, включавший визиты в страны, где были подписаны крупные экономические соглашения, – Туркменистан, Узбекистан и Кыргызстан. Здесь Китай оставляет свой новый след. Китайские лидеры хотят завоевать доверие партнеров в Центральной Азии, демонстрируя уважение, предлагая щедрые условия займа и торговых договоров и подчеркивая, что не намерены вмешиваться во внутренние дела этих стран.
Растущая роль Китая в Евразии поставила перед Россией серьезные проблемы. Москва считает, что выиграет от экономического роста КНР (тогда как китайские лидеры видят в лице Москвы ценного союзника на мировой арене). Однако Кремль мало что может сделать, чтобы противостоять экономическому влиянию Китая в Центральной Азии. По словам Стивена Бланка, Кремль стремится найти другие пути для конкуренции.

Кремль, несомненно, внимательно следил за тем, как Си Цзиньпин ездил по странам Центральной Азии, заключая многомиллионные энергетические договора на «заднем дворе» России. По всей вероятности, российские лидеры недовольны таким оборотом событий. Не в последней мере – потому, что такая «пробивная сила» ее китайского партнера мешает Москве стать главным игроком на важных для нее территориях постсоветского пространства.

Президент Барак Обама в Берлине выступил с предложением, которое долго обсуждалось в мировых СМИ. Он призвал США и Россию произвести дополнительные сокращения арсеналов  ядерного оружия. До сих пор реакция Москвы на подобные предложения была прохладной, и шансы подписания такого соглашения в ближайшем будущем низки.

На фоне визита Обамы менее заметным оказалось еще одно событие – прекращение Соединенными Штатами действия не слишком известного соглашения о нераспространении ядерного оружия, что отразило все более расходящиеся геополитические взгляды России и США, великодержавные планы России и тенденцию привязки соглашений по разоружению ко внутренней политике обеих государств.

В середине июня, к разочарованию вашингтонских экспертов, США и Россия согласились ослабить действие довольно успешной Программы по совместному снижению ядерной угрозы (в оригинальной версии ее часто называли «программой Нанна-Лугара», в честь двух сенаторов США, которые инициировали ее принятие). Программа помогла уничтожить огромные запасы оружия массового уничтожения и средств их доставки.

Россия добивалась закрытия программы с лета 2012-го года. Кремль жаловался на то, что программа открывает доступ к слишком многим российским секретам. Некоторые положения программы сделали из России в большей степени получателя американской гуманитарной помощи, чем равного партнера Соединенных Штатов. Россия также не была согласна с положением соглашения, согласно которому Москва была ответственной за все аварии и ЧП, которые могли произойти в процессе выполнения программы – будь то акты терроризма или производственные травмы.

Добавлю, что независимо от этого истекли сроки действия программы «Мегатонны в Мегаватты», в рамках которой высокообогащенный уран, полученный за счет утилизации ядерных боеприпасов, перерабатывался в топливо для АЭС.

В Фонде Карнеги за международный мир обсудили проблемы третьей программы по нераспространению ядерного оружия — Соглашения об управлении и утилизации плутония (Plutonium Management and Disposition Agreement – PMDA), подписанного в 2000 году, согласно положениям которого, Россия и США должны были утилизировать минимум 34 тонны плутония, плюс сократить ядерные арсеналы. Этот договор должен был показать государствам, которые подписали Договор о нераспространении ядерного оружия, что сокращение крупнейших в мире советских и американских арсеналов — процесс необратимый. Вашингтон также надеялся, что программа минимизирует риск хищений плутония и его попадания в руки террористов, преступников и государств-изгоев.

Программа PMDA с самого начала страдала от раздутых бюджетов и срывов сроков. Выступающие на семинаре Дуглас Берч и Джефри Смит из Center of Public Integrity, Алан Хенсон из Массачусетского технологического института и Фрэнк фон Хиппел из Принстонского университета говорили о высокой стоимости программы и плохом управлении ею.

В начале апреля администрация Обамы в своем обращении о бюджете-2014 сообщила, что нынешний подход к PMDA, который основывается на строительстве дорогостоящего завода в Южной Каролине, где планируется производить смешанное уран-плутониевое оксидное топливо, не может быть оплачен, и администрация будет продумывать другие стратегии по избавлению от плутония. Смит возложил вину за это на лоббистов из Южной Каролины.

Но и другие проблемы усложняют PMDA. Прежде всего, США и Россия разошлись во мнениях: каким образом плутоний перевести в резерв после того, как его изъяли из ядерных боезарядов, а также сколько времени на это понадобится?

В 2010 году договор пересмотрели. Вашингтон согласился с тем, что Россия будет использовать избыток плутония в качестве ядерного топлива, а не ждать десятилетия, как предусматривал предыдущий договор. Согласно одному из официальных представителей Обамы, серьезных внутренних дебатов об изменениях данной программы не было. Целью было «найти способы, которые бы сделали российскую сторону счастливой», и установить более теплые связи.

За десятилетия переговоров, как правильно подчеркнули участники дискуссии, Россия, которая никогда реально не разделяла цели США в программе PMDA, получила больше преимуществ: PMDA может, в конце концов, привести к увеличению запасов плутония, а не к уменьшению.

Усилия США по нераспространению ядерного оружия, сами по себе, превратились в тему, которая вызывает опасения. Когда мы будем оценивать другие идеалистические предложения, сделанные Бараком Обамой в Берлине, важный урок заключается в том, чтобы эти предложения были «приземлены» до уровня политических реалий.