Конец «холодной войны» не принес мира всей Европе, как многие из нас ожидали. На пространстве от Кипра до Балкан, от Молдовы до бывших советских республик Центральной Азии и Кавказа продолжали вспыхивать локальные острые конфликты. Эти споры не удалось разрешить путем переговоров и подписания формальных мирных договоров, они просто «замораживали» позицию каждой стороны – к обоюдному неудовлетворению.

Так называемые «замороженные конфликты» породили четыре «мини-государства» на периферии бывшего Советского Союза – Нагорный Карабах, Абхазию, Южную Осетию и Приднестровье. Спокойствие оказалось хрупким – шаткий мир периодически взрывали вооруженные кофликты. В 2008 Грузия и Россия боролись за Южную Осетию и Абхазию, контроль над которыми Тбилиси утратил в начале 1990-х. Несмотря на то, что эти территории сегодня имеют ограниченный суверенитет, дипломатически их не признали.

Все эти конфликты серьезно отличаются. К примеру, Карабах может рассчитывать на поддержку соседней Армении, солидарность международной армянской диаспоры и ассоциацию с трагическими событиями в Турции в 1915 году.

Однако эти отделившиеся образования также имеют и общие черты, по словами профессора Питера Ратланда из Веслеанского университета: каждое из них – результат этнического конфликта, корни которого уходят в искусственно проведенные границы ленинско-сталинского федерализма. В каждом случае поиск самореализации одной группы нарушал права другой, живущей на данной территории. Во всех четырех регионах споры о языке также играли важную роль.

Причины этих конфликтов объясняют три, частично конфликтующие между собой, версии: российский экспансионизм (исходящая из того, что Россия использует анклавы, чтобы подорвать независимость Молдовы, Грузии и Азербайджана), вторая версия – трагическое недопонимание сторонами друг друга, вызванное хаосом, сопутствовавшим распаду СССР и амбициями пришедших к власти политиков, и третья – борьба этнических групп за самоопределение для того, чтобы выжить.

21 июня Томас де Ваал, старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир презентовал обновленную версию своего исследования Нагорно-Карабахского конфликта «Черный сад: Армения и Азербайджан в военное и мирное время» (Black Garden: Armenia and Azerbaijan through Peace and War), впервые опубликованную в 2003 году. Автор сказал, что его не раз поражало то, как две стороны представляли практически противоположные версии событий. Обе стороны не могут быть правы, делает вывод автор, однако они обе могут быть неправыми. Он напрасно искал доказательства, которые бы представили сбалансированную версию кризиса, и не найдя ее, по его словам, написал книгу, которую бы хотелось прочесть, чтобы понять происходящее.

В ней он рассказывает о том, как в период Советского Союза напряжение в регионе игнорировалось; как Политбюро не смогло справиться с вспыхнувшим кризисом; как началась и закончилась война; и как международное сообщество в последние годы так и не смогло добиться урегулирования.

По прошествии десяти лет после первого выхода книги де Ваала, конфликт все еще не разрешен. В своей статье, опубликованной на этой неделе, Томас де Ваал пишет, что многие элементы конфликта «зависли», и сама динамика «ни войны, ни мира» за последние 19 лет так и не изменилась. Даже несмотря на то, что нет активных столкновений, отсутствие мира разъедает общества изнутри. Это оказывает токсический эффект на политический дискурс и средства массовой информации; негативно влияет на способность заглядывать в будущее и вынуждает цепляться за прошлое. В результате, и Армения, и Азербайджан оказались ослабленными.

Реакция на книгу де Ваала была бурной – ведь он дал возможность прозвучать альтернативному мнению, которое отличалось от общепринятых в Армении и Азербайджане национальных версий событий в Нагорном Карабахе (достаточно посмотреть эмоциональные комментарии на сайтах, где продается эта книга).

Многим было трудно ее принять – как оценивать позицию автора: как «проармянскую» или «проазербайджанскую»?

Перед вашингтонской аудиторией Фонда Карнеги Томас де Ваал остро раскритиковал международные усилия по урегулированию Нагорно-карабахского конфликта. По его мнению, и Обама, и Путин говорят правильные вещи, а потом игнорируют кризис.
Казалось, несколько лет назад у Евросоюза был стратегический подход к решению проблемы, однако сейчас у самого ЕС проблем хоть отбавляй. Некоторые эксперты обеспокоены также и тем, что президентская кампания в Азербайджане в октябре может привезти к вспышке конфликта. Однако лидеры Азербайджана и Армении, похоже, этим не обеспокоены.

Прошло более 20 лет со времени распада коммунистического блока в Восточной Европе и Советском Союзе, однако коммунизм еще далеко не мертв.  Коммунистические режимы все еще контролируют Китай, Северную Корею, Вьетнам, Лаос, Кубу,  и какую-бы правомерность для своего существования эти режимы ни находили, все они  основываются на комбинации жестокости и социальной утопии. Историки левого крыла политического спектра все еще отрицают факт того, что эта идеология привела к более чем 100 миллионам жертв по всему миру – намного больше, чем погибло от рук фашизма,  другой чумы 20-го  века.  Меня часто тревожит, что в некоторых университетах на Западе  историки продолжают настаивать на том, что коммунизм не исчез, так как его на самом деле никогда не судили,  или что он остается «полезным средством анализа» – таким образом как бы минимизируя такие важные для понимания общества инструменты, как религия или стремление человека к свободе и защите собственного достоинства. На бытовом уровне никого не удивляет, что в продаже легко можно найти майки с профилем кубинского революционера Че Гевары, изображениями серпа и молота и другой коммунистической символики.

Коммунизм в мире сегодня – эту тему обсуждали эксперты Фонда «Наследие» в Вашингтоне 12 июня. Старший научный сотрудник  фонда Брюс Клингер остро осудил нарушения прав человека коммунистической диктатурой Северной Кореи, где за критику лидера могут убить. По его словам, миллион жителей Северной Кореи умерли от голода, частично из-за огромных военных расходов режима. Хосе Карденас из организации  Vision Americas обвинил диктатуру Кастро в смерти сотен тысяч людей на Кубе.  Профессор Янг Ингли из «Инициативы китайских организаций» говорил о миллионах погибших и пострадавших в коммунистическом Китае ( включая 3 членов его семьи), и сделал акцент на широкомасштабной коррупции режима. За фасадом «красоты, власти и славы» политической и интеллектуальной элиты – профессор назвал это China, Inc  кроются страдания миллионов китайцев.

Эксперты говорили об особой уместности данной темы для России, где раны, нанесенные советским коммунизмом, все еще глубоки, и где все еще присутствует кризис национальной идентичности.  Пока в Вашингтоне дискутировали о трагическом наследии коммунизма, в России отмечали «День России. Комментатор Глеб Черкасов назвал этот праздник, отмечаемый с 1992 года, непонятным, так как первоначальный символизм 12 июня – принятие декларации России о суверенитете, осложнено неясным отношением России к ее собственному прошлому. В своем обращении в среду Владимир Путин  говорил о «значении, духе и атмосфере» праздника и терпении российского народа при преодолении «трудных» 1990-х. Он не касался темы наследия советского  коммунизма.  А тем временем в другом районе Москвы тысячи сторонников оппозиции прошли по центру города в поддержку «политических заключенных». Подавление инакомыслия  государственной машиной является продолжением наследия коммунистического прошлого.

Конференция также совпала с 60-ой  годовщиной массовых восстаний в лагерях ГУЛАГа в Воркуте и Норильске весной и летом 1953 года, вспыхнувших после смерти Сталина. Заключенные требовали лучших условий, однако воcстание было жестоко подавлено.

Главной проблемой остается то, что россияне не могут отделить победу над фашизмом от сталинских преступлений и преступлений Компартии. Имидж Сталина используется во время празднования Дня Победы, однако кровавые чистки 1930-х, брутальная коллективизация и создание огромной системы исправительно-трудовых лагерей, хотя и отражена в современных фильмах, все еще на стала предметом широкого общественного обсуждения  и программ обучения в школах.

Разногласия о роли Сталина (и советского коммунизма в целом) указывает на более глубокий конфликт того, как россияне видят себя.  Поэтесса Анна Ахматова, которая потеряла мужа в сталинском лагере и сын которой провел там 14 лет, после смерти Сталина писала, что «две России встретились лицом к лицу» – те, кто сидел в тюрьмах, и те, кто посылал их туда.

Эксперт Фонда «Наследие» Ариэль Коэн, чей дед погиб в одном из сталинских лагерей, во время дискуссии правильно, на мой взгляд, отметил, что раздвоенное отношение к коммунизму в России  остается помехой становлению России как демократической страны. В России не было люстрации, формального процесса осуждения преступлений  и нарушений прав человека коммунистическим режимом.  Поэтому, как считает Коэн, в стране нет базы для развития верховенства права, а идеология коммунизма сменилась идеологией неоимпериализма, панславизма и популизма. Кремль также превратил Русскую православную церковь в своего рода департамент правительства по делам религии. Пока Ленин и Сталин лежат в центре Москвы, на территории Кремля, подытожил Коэн « я не вижу, каким образом Россия может двигаться вперед».

Коллега из одного института в Вашингтоне, который не занимается российскими вопросами, недавно задал вопрос, почему, как ему кажется, у Москвы мало союзников на Западе. «Москва предпочитает такую ситуацию … Но ведь есть Болгария, и, конечно, Сербия», – сказал я тогда.

Действительно, глубокие связи России и Сербии уходят в прошлое, их объединяют связи культуры и религии. Сербы считали русских освободителями от османского ига. Сегодня Россия важный торговый партнер, и между странами существует безвизовый режим. Ранее в этом году Россия и Сербия подписали соглашение в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), согласно которому Белград получит статус наблюдателя. Для России Сербия также символизирует своего рода дипломатический принцип: в 1999 году Москва активно выступала против бомбардировок НАТО Федеральной Республики Югославии. Эта военная операция привела к выводу югославский военных частей из Косово и передаче контроля над регионом силам НАТО, созданию миссии ООН в Косово и отделению этого региона от Сербии.

В Кремле из распада давнего союзника извлекли урок. Отныне Россия стала отстаивать тезис о недопустимости внешней интервенции во внутренние дела независимых государств.

Однако сегодня Сербия пытается повернуться в сторону Запада. Социалисты периода пост-Милошевича во главе с его бывшим пресс-секретарем, а ныне – премьер-министром Ивицей Дачичем, показали себя прагматиками.

Коалиционное правительство в Белграде, состоящее из националистов и социалистов, бывших последователей диктатора Слободана Милошевича, сделали ставку на интеграцию с Европейским Союзом как на самый надежный путь к экономическому процветанию Сербии, считает Патрик Мур – ключевой эксперт на Балканах, 30 лет проработавший на Радио «Свобода». Правительство, пусть пока лишь на словах, но отказалось от своей прежней позиции в поддержку косовских сербов – что стало частью цены, которую запросил Евросоюз за членство в ЕС (хотя рано говорить о том, прекратится ли такая поддержка на практике). Правительство Сербии также продемонстрировало серьезность намерений в борьбе с коррупцией в экономике, в которой со времен Милошевича доминировало менее десятка олигархов. Наиболее влиятельный из них ныне находится под арестом. На своем предыдущем посту министра внутренних справ Дачич заслужил доверие в Брюсселе, сблизив сербские стандарты пограничного контроля с шенгенскими. Однако, как считает Патрик Мур, пока остается неясным, были ли эти шаги действительно торжеством верховенства права, на чем настаивает Евросоюз, или же сведением внутренних счетов с влиятельными соперниками.

Заместитель министра иностранных дел Сербии Любица Васич оптимистично оценила перспективы Сербии по вступлению в ЕС, выступая вчера, 29 мая, в вашингтонском аналитическом центре имени Вудро Вильсона. По ее словам, Сербия смогла справиться со стоявшими перед ней проблемами – экономической реформой, будущим Косово и региональным сотрудничеством. Членство Сербии в Евросоюзе, по словам Васич, означает стабильность на Балканах. Белград надеется в ближайшем будущем получить «зеленый свет» для начала официальных переговоров о членстве в Евросоюзе. В то же время Васич подчеркнула, что Белград хочет позитивных отношений с Россией, и что отношения Сербии и России не пострадают от вступления в Евросоюз.

Сомнительно, что Кремль согласен с Васич, однако дипломатическая активность между Белградом и Москвой в последние месяцы усилилась, даже на фоне прогресса в переговорах между Сербией и ЕС. Без сомнения Кремль хочет сохранить политические и экономические отношения с Белградом, в то время как Сербия будет сближаться с Брюсселем. 24 мая на встрече в Сочи сербский президент Томислав Николич и президент России Владимир Путин подписали декларацию о стратегическом партнерстве (о котором Васич не упомянула в своем выступлении). В апреле Россия предоставила Сербии кредит в 500 миллионов долларов и пообещала поддержку в решении проблемы о статусе Косово. В этом году Россия и Сербия могут подписать военное соглашение: Сербия планирует закупить у России несколько истребителей МИГ-29.

28 июня Евросоюз должен решить, назначить ли Белграду дату начала переговоров о вступлении в ЕС. Выступая в Европейском парламенте 29 мая, сербский премьер Дачич сказал, что ожидает позитивного ответа. Однако пока что многие сербы сомневаются, стоит ли членство в ЕС выполнения всех требований Брюсселя, и насколько серьезен Евросоюз, когда говорит о приеме новых членов.

Тем не менее, даже самые убежденные пророссийские и антизападные националисты понимают, что Россия не в состоянии предоставить достаточно инвестиций и экономической помощи, которые необходимы Сербии для модернизации экономики и выхода из бедности. (500 миллионов долларов кредита, предоставленные Москвой в апреле, составили лишь половину запрошенной Белградом суммы). Россия проложила через Сербию газопровод «Южный поток», но стране нужны экономические связи, превышающие один или два энергетических проекта.

Если судить по духу состоявшей вчера в Вашингтоне дискуссии, похоже, что впервые в истории большинство сербских националистов предпочли реальность русофильскому романтизму.

Прошлой осенью кандидата в президенты США от республиканцев Митта Ромни справедливо раскритиковали за заявление о том, что Россия является «главным геополитическим противником» США.

Москва играет важную роль в решении многих международных вопросов, которые стоят на повестке дня Вашингтона (и часто принимает решения против США), однако уровень угрозы со стороны России несопоставим с экономическим наступлением Китая, иранской ядерной программой и бесконтрольным поведением Северной Кореи. Ядерный арсенал России в принципе может угрожать США, но по сравнению с периодом конца «холодной войны», когда я занимался переговорами по ядерной тематике с СССР, шансы использования этого оружия сегодня меньшие, чем когда-либо.

Эти размышления ставят перед вопросом: почему Обама так рьяно добивается соглашения с Россией о сокращении ядерных вооружений? Для Кремля, сам факт обладания ядерным оружием – даже если шанс на его использование ничтожен – это символ сверхдержавности. По этой и другим причинам России будет нелегко отказаться от ЯО.

Для администрации в Вашингтоне сокращение стратегического ядерного оружия кажется шагом вперед во внешней политике, беря во внимание утопический призыв Обамы к созданию мира без ядерного оружия, который он огласил в Праге в 2009 году. Чтобы достичь этой цели Белый Дом в 2010 году «продавил» через Сенат американо-российский договор СНВ-3 (согласно которому США сократили свой арсенал, однако в договоре есть немного стимулов для того, чтобы также поступила и Россия).

Администрация Обамы также свернула планы размещения систем противоракетной обороны в Европе, что было с разочарованием воспринято европейскими союзниками США, особенно в Польше.
Вашингтон хочет обязательно посадить Россию за стол переговоров – даже приглушив тему ситуации с демократическими свободами в РФ – чтобы вовлечь Москву в активное регулярное общение и договориться о дополнительных сокращениях ядерных арсеналов.

В Институте Брукингза в Вашингтоне эту тему обсуждали специалисты. Среди выступающих был Майкл О”Хэнлон и Стивен Пайфер из Брукингза; Брюс Блэр, основатель организации Global Zero, которая выступает за полное уничтожение ядерного оружия в мире, и Кит Пэйн, президент Национального института изучения общественной политики.

Участники дискуссии разошлись во мнениях по трем вопросам: играет ли Россия в ядерном вопросе такую большую роль, как придает ей администрация Обамы?, должно ли новое соглашение по ядерному оружиу быть в центре отношений Вашингтона и Москвы? и каковы задачи системы ПРО, против создания которой выступает Кремль?.

Кит Пэйн подчеркнул, что Россия – не в числе главных угроз безопасности США и поинтересовался: «Для чего нам тогда нужно это ядерное оружие, которое технически способно лишь ответить на удар России?». Он высказал сомнения по поводу эффективного развития антиядерной кампании, которую начал Вашингтон, однако поддержал сокращение ядерных арсеналов в мире в долгосрочной перспективе. Эксперт также напомнил о необходимости решения проблем с запасами химического оружия в России, Китае и Сирии.

Стивен Пайфер надеется, что новый раунд переговоров между Москвой и Вашингтоном по ядерной проблематике начнется в сентябре, однако выступил против того, чтоб лишь эта тема была в центре двусторонних отношений с Россией.

Недавние визиты в Москву советника президента Обамы по национальной безопасности Тома Донилона и госсекретаря Керри помогли улучшить общую атмосферу отношений и опять поднять тему сокращения ядерного оружия. Однако Россия запросит высокую цену, если согласится заключить новый договор о сокращении ядерных вооружений. В марте Сергей Иванов, влиятельный глава президентской администрации, заявил, что Россия не готова к новому раунду переговоров по сокращению ядерного оружия без предварительного подписания договора о ПРО. Иванов также сказал, что Кремлю непонятны стратегические цели США, а ЕвроПРО угрожает российским возможностям стратегического сдерживания.

Тем временем, недоверие к планам администрации Обамы растет среди законодателей. Сенаторы-республиканцы, которые могут заблокировать новое американо-российское соглашение по ядерному оружию, хотят запретить Белому Дому обмениваться информацией по противоракетной обороне с Россией. Теоретически Обама может избежать блокировки со стороны Конгресса, не назвав новую договоренность с Россией «договором» (договоры требуют согласия Сената, другие двусторонние соглашения – нет).

Будет жаль, если Белый Дом не обсудит свою ядерную стратегию и роль в ней России с другими ветвями власти, экспертами и американским обществом в целом, а будет основываться на предположениях, частично подпитанных временами «холодной войны».

Каждая новая инновация в военных технологиях в период моей карьеры вызывала большие дискуссии в Вашингтоне касательно эффективности новых вооружений в достижении военных целей, но также и о моральности их применения – ведь речь шла системах, которые предназначалась для нанесения огромного урона живой силе и технике противника.

Будь то тактическое ядерное оружие, или обычные боеприпасы и вооружения – все это вызывало большие споры в прессе, на бесчисленных семинарах экспертов, точно так же, как  предыдущее поколение обсуждало  ядерное оружие.  Однако сегодня наибольший резонанс вызывает вопрос о беспилотных летательных аппаратах (БПЛА), которых часто называют дронами.  Беспилотники (среди которых различают дистанционно-пилотируемые и автоматические) используют для воздушной разведки нефти и газа, контроля за границами, для помощи во время пожаров и в доставке необходимых грузов, их широко используют в военных целях.

В последние месяцы особо острые дискуссии вызывает этическая сторона использования боевых беспилотников , которые стали одним из главных инструментов контртеррористической  политики нынешней администрации.   Специальный докладчик ООН  Филип Элстон подверг сомнению легальность их применения администрацией Обамы в рамках так называемой стратегии «прицельных ликвидаций», указав на то, что это зачастую приводит к гибели мирных жителей.  При этом  нет информации о том, каким образом будет соблюдаться законность подобных операций, и по каким критериям подозреваемый превращается в мишень.

Члены Конгресса выступают с речами, публикуют заявления и проводят слушания против Белого Дома. В марте сенатор из Кентукки Рэнд Пол  прибег к тактике «филибастера», на  протяжении 13  часов выступая в Конгрессе против политики Обамы по вопросу использования дронов. Простые американцы поддерживают использование военных беспилотников в мирных целях, или же «для конкретных операций против террористов».  Согласно последним опросам, в США разделились мнения по вопросу  о том, стоит ли использовать беспилотники против американских граждан, обвиненных в терроризме. В то время как многие военные эксперты рассматривают беспилотники лишь как высокотехнологичное оружие, не связывая его применение с этическими принципами, у многих американцев применение дронов вызывает серьезные опасения.

7 мая в вашингтонском New America Foundation прошла дискуссия на эту тему: «Беспилотник по-соседству» , где обсуждали проблемы, связанные с БПЛА. Само название обыгрывало стремление многих выступающих доказать, что к беспилотникам надо относится просто как к «нормальному» достижению высоких технологий. В заявлении по результатам конференции отмечено: «Беспилотники оказались в центре американского способа ведения войны, и сейчас, как другие военные технологии, использованные в мирных целях, идет адаптация дронов для использования в повседневной жизни и служения людям. Их используют для предсказаний ураганов, при пожарах, для контроля над границами и для помощи полиции».

Так как некоторые дроны миниатюрных размеров, их можно использовать для слежки за интересующей машиной или человеком. Например, их могут использовать журналисты, и вообще, поиск все новых сфер их применения только начинается. Одна из выступающих на конференции заявила, что у нее дома 3 игрушечных дрона для детей, и один называется «Золотая рыбка».

Однако старший научный сотрудник фонда Америка Роза Брукс, в прошлом советник министерства обороны, затронула вопрос о моральности использования беспилотников.  Она уделила главное внимание жертвам среди мирного населения в результате  применения дронов.  Даже среди военных, которые занимаются дистанционным управлением дронов,  все чаще стал встречаться «посттравматический синдром» в результате того, что они испытывают, по сути дела, убивая на расстоянии. Роза Брукс высказала опасения по поводу применения американских военных беспилотников в новых географических точках в последние месяцы. Эксперт подчеркнула, что в вопросе беспилотников нельзя разделять стратегию и международное право «Чем чаще мы используем БПЛА, тем больше террористов мы создаем, настраивая против себя семьи и друзей тех, кого уничтожаем» – считает она. По мнению Брукс, использование беспилотников в мирных целях на территории США несет угрозу превышения полномочий правоохранительными органами и вмешательства в частную жизнь граждан.

Проблемы с определением моральности применения беспилотников, я бы добавил, связаны также с нашей неуверенностью, к какой категории отнести так называемую «войну против терроризма»? Подчиняется ли она тем же «законам войны», которыми мы руководствовались, сражаясь против нацистской Германии? Или же мы имеем дело с чем-то морально и юридически иным, принимая во внимание то, что среди террористов есть американские граждане?

Президент Обама отказался от некоторых антитеррористических программ своего предшественника, президента Джорджа Буша, в частности – от использования усиленных мер допроса, таких, как имитация утопления. Для Обамы война с террористами – проблема, которая лежит в плоскости правопорядка и которую нужно вести последовательно и законными средствами. За время своего президентства Обама расширил программу применения  дронов, и как считает аналитик Хиллел Офек, тем самым ослабил свои аргументы против антитеррористической политики Буша.

Тема дронов очень серьезная, и она усугубляется опасностью того, что в отличие от ядерного оружия, применение которого, к счастью,  не стоит на повестке, к использованию дронов мы можем просто привыкнуть.

За последние месяцы в Вашингтоне достаточно много внимания было уделено «закону Димы Яковлева», подписанного президентом Путиным 28 декабря 2012 (хотя некоторые российские чиновники, включая Сергея Лаврова, были против запрета института международного усыновления). Закон стал частью ответа Кремля на «акт Магнитского», который вступил в силу за двн недели перед этим и который отказывает в американской визе российским чиновникам, ответственным за нарушение прав человека.  Закон Магнитского также включает санкции в отношении финансовых активов некоторых чиновников в банках США.

Меньше пишут о противоречиях по другой теме, которые произошли через месяц после принятия акта Магнитского. После того как США вышли из неэффективной двусторонней комиссии по вопросам гражданского общества, Россия объявила, что выходит из соглашения, которое предполагало помощь США в вопросе борьбы с торговлей людьми. На сайте правительства России было заявлено, что данная программа не нацелена на существующую реальность и « исчерпала свой потенциал». Как заявили позднее, выход из этого договора – еще один шаг, сделанный для избавления от внешней помощи и чрезмерного вмешательства США.

Заместитель министра иностранных дел Сергей Рябков неубедительно говорил о том, что вопрос торговли людьми и принудительного труда не имеет никакого отношения к диалогу между Вашингтоном и Москвой. Я и мои коллеги сожалели, что ответ Москвы на закон Магнитского, который был нацелен лишь на определенных чиновников, ради дипломатического «сигнала»  США несправедливо включил и вопросы, важные для простых граждан. Такие международные проблемы, как борьба с торговлей людьми, должны оставаться вне политики.

30 апреля во время выступления в Университете Джорджа Вашингтона профессор Лорен Маккарти из Университета Массасуеттса говорила о собственном исследовании «реальности», согласно которой Россия остается источником, территорией транзита и местом назначения торговли людьми и принудительного труда. Принудительный труд существует везде, ни один регион мира не остался не затронутым данной проблемой. В России как женщины, так мужчины и дети, в особенности из бедных слоев, подвержены трудовой эксплуатации. Это не только проституция, но рабский труд мигрантов в таких сферах как строительство и сельское хозяйство.

По словам Маккарти, в последнее время развиваются техники манипулирования людьми, включая использование долговой зависимости с целью использования рабского труда. Без особенного контроля в России, как и других постсоветских республиках, процветает детский секс-туризм для европейцев и американцев.
За дипломатическим шумом между США и Россией внешняя помощь России по данной проблеме как раз и могла бы помочь эффективнее с ней бороться.

В 2000 году, как подчеркнула Маккарти, Россия подписала протокол ООН о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми. Однако, согласно Маккарти, лишь некоторые усилия были предприняты в этой области (в февраля 2010 некоторые СМИ писали о причастности к торговле людьми высокопоставленного чиновника в МВД ). России также нужны программы помощи жертвам рабского труда.  Большинство неправительственных организаций в мире, которые занимаются данной проблемой, финансируются международными донорами. Существование этих организаций в России может быть поставлено под вопрос через недавнее наступление Кремля на неправительственные организации, финансируемых заграницей.

Каждый год Госдепартамент США публикует отчет о ситуации с торговлей людьми по всему миру. В этом году Госдеп стоит перед «затруднительным» выбором, решая как вести себя с Россией, Китаем и другими странами с высоким рейтингом торговли людьми. (В 2012 Госдепартамент в своем отчете, к примеру, писал о признаках использования на строительстве олимпийских объектов в Сочи принудительного труда, что было отвергнуто Кремлем).

Дело в том, что в прошлом году, как и за последние 9 лет, Россия была отнесена ко категории 2 данного рейтинга – «промежуточной», в которую занесены государства, которые «нуждаются в наблюдении» в данном вопросе. В «промежуточный» уровень вошли также страны, которые не показывают существенных результатов борьбы с рабским трудом. Однако согласно закону, принятому в США в 2008 году, на 2 уровне этого рейтинга страна не может оставаться более чем 4 года, поэтому в этом году США или поднимут Россию (и Китай) на первую ступень, к странам, которые полностью отвечают стандартам закона о торговле людьми, или опустят на 3 ступень «черного списка», где сегодня также находятся, в частности, Северная Корея, Судан, Алжир и Зимбабве. По отношению к 3 категории могут использовать санкции.

В этом году, во время слушания в Конгрессе по вопросу торговли людьми конгрессмен Эд Ройс сказал, что администрация Обамы не может постоянно избегать «говорить тяжелую правду» о политически «деликатных» странах для Обамы (таких как Россия) и не может вечно держать их в рейтинге торговли людьми на 2 позиции. Госдепартамент не комментировал детально данное слушание. Но скорее всего, способ избежать понижения рейтинга России по данному вопросу будет найден, даже если это будет означать необходимость создания новой удобной рейтинговой категории.

Несмотря на принятие «закона Магнитского», во время «эры» перезагрузки Белый Дом уже неоднократно показал маловероятность того, что будет обсуждать вопросы прав человека, боясь навредить другим аспектам своих отношений с Москвой. И в Кремле это прекрасно видят.  Представитель МИДа по вопросам прав человека Константин Долгов в феврале говорил о том, что Россия хочет активизировать сотрудничество во вопросу торговли людьми.

Он добавил, что США должны отдать должное России за усилия в этой борьбе. Можно добавить – какими бы минимальными они не были.

C конца распада Советского Союза я занимался российско-американскими отношениями и за 20 лет наблюдал тот же самый замкнутый круг: каждый новый американский президент начинает с высокими ожиданиями улучшения отношений с Россией, но вскоре  испытывает горькое разочарование. В 90-х президенты Буш и Клинтон хотели помочь России на пути развития демократии (некоторое время говорили даже о членстве России в НАТО). После террористических атак в США 11 сентября 2001 году президент Буш-младший и Владимир Путин говорили о стратегическом партнерстве в борьбе с террористическими угрозами. В 2009 году в начале своего президентского термина Обама объявил о перезагрузке. Каждый раз планы улучшения двусторонних отношений ни к чему не приводят. Кто виноват?

Сегодня отношения двух стран омрачены «черными списками» персон нон-грата, «законом Димы Яковлева», противоположными подходами к событиям в Сирии, антиамериканским тоном, возобладавшим в Кремле после президентских выборов в России. По-моему мнению, Кремль считает администрацию Обамы слабой и хочет продолжать отношения частично из-за того, что может манипулировать и давить на Обаму. Считается, что благодаря перезагрузке достигнуты некоторые результаты – в сфере сокращения ядерных вооружений и помощи России США в военной кампании в Афганистане.

Однако на самом деле результаты ограничены и преувеличены. К примеру, перевозка грузов контингента стран НАТО в Афганистане через перевалочную базу в Ульяновске практически не ведется,  так как стоит слишком дорого. Как заявил заместитель Генсека НАТО Александр Вершбоу, альянс ищет более выгодные варианты. Не желая полностью поставить крест на перезагрузке, в то время как проблем становится все больше, Белый дом пытался их приуменьшить, особенно,  что касается  высказываний по поводу отношения российской власти к оппозиции и правам человека  в России. На контрасте можно сравнить с более критичной позицией Белого дома в отношении режима  Януковича в Украине.

Несмотря на сложность отношений, проблемы перезагрузки администрация Барака Обамы все равно рассматривает как временные препятствия, а не как свидетельство более глубоких проблем партнерства, которое Белый дом хочет проводить с Россией по ключевым вопросам внешней политики. Почему же перезагрузка принесла так мало плодов?

Это вопрос 22 апреля в Гудзоновском институте в Вашингтоне обсуждали эксперты – Дэвид Саттер, Андрей Пионтковский и Андрей Илларионов. По мнению Пионтковского, американцы не понимают мышления российской элиты, в корне которой лежит глубокий антиамериканизм. По его словам, российская властная элита, которая во время СССР рассматривала США на равных, утратив советскую империю, считает это наибольшей катастрофой 20 столетия, «Имперский комплекс» Москвы вынуждает ее ревновать и соревноваться с США за глобальное влияние. Согласно Пионтковскому, попытка российской властной элиты воссоздать супердержаву вызывает неудержимую тягу противостоять американцам во всем, а любые действия США в мире видеть как «заговор» против России.   По мнению эксперта, перезагрузка провалилась, так как архитекторы этой политики в американской администрации не понимают мышления российской элиты.

Андрей Илларионов,  бывший советник президента Путина, видит в провале перезагрузки причины, которые, как мне кажется, еще более точно объясняют ситуацию.   Сегодня обсуждение проблем российско-американских отношений весьма противоречиво. К примеру, Томас Грэм и Дмитрий Тренин, с одной стороны,  выступают за стратегические рамки развития отношений США и России, а с другой – Лилия Шевцова и Дэвид Крамер остро критикуют перезагрузку за игнорирование вопроса о развитии демократии и уважения к правам человека в России.

Илларионов называет российский режим, где не превалирует закон, «ненадежным и непредсказуемым», с которым американцам сложно иметь дело.  Согласно Илларионову, США легче иметь  «нейтральные» отношения с Россией, особенно на фоне, когда большую угрозу представляют совсем другие проблемы – рост экономической мощи Китая,  Иран и Северная Корея.  Для администрации Обамы  также более выгодно и легче не проводить  политику поддержки демократии в России.  По мнению Илларионова, на этом фоне США и дальше будут реализовывать такой же самый подход к России, как и сегодня.

Трагедия в Бостоне повлекла уже знакомые действия в американо-российских отношениях. За последние дни сторонники «перезагрузки» как внутри, так и вне администрации Обамы высказались за более тесное сотрудничество России и США в борьбе с терроризмом. Такие заявления конечно надо приветствовать, но и соблюдать осторожность.

Как отмечает Эми Найт в New York Review of Books,  для администрации Обамы взрывы в Бостоне и приоритетность национальной безопасности США могут полностью вывести за рамки обсуждения авторитаризм и ситуацию с правами человека в России.

В первые годы «путинской эры» в Вашингтоне часто задавались вопросом, почему с быстрым обогащением России в результате роста мировых цен на нефть, это не привело к большей внутренней политической конкуренции, открытости и демократизации?

Дело в том, что американцы, особенно те, кто никогда не был в России, посчитали, что по мере того, как государство становится богаче, а средний класс – более многочисленным, страна чуть ли не автоматически становится более демократичной.  На самом деле, как считают некоторые эксперты, Путин учредил некий социальный контракт – в обмен на возможность «делать деньги», и некоторые другие свободы, к примеру, передвижения по миру, россияне отдадут Кремлю свои демократические свободы.

Другие эксперты считали, что демократизация в России не возникнет в ближайшем будущем, так как новоиспеченные «олигархи» на самом деле не были средним классом в западном понимании – гражданами, активно занимающимися  частным бизнесом, знающими своими права и требующими их защиты – а скорее некой прослойкой «потребителей», которые все еще зависят от государства. Некоторые мои коллеги также отмечали, что надо брать во внимание культурный и исторический фактор, из которого якобы следует, что россияне менее симпатизируют и способны на демократию, чем на Западе

Оказалось, те, кто говорил о пассивности россиян, ошибались.

Циничные события 2011-12 годов, срежиссированное возвращение Путина в президентское кресло, фальсификация думских и президентских выборов вывели многих людей на улицы с требованиями большей демократизации. Согласно российской прессе, большинство демонстрантов – жители больших городов, молодежь и люди среднего возраста, с образованием, которые получили экономические выгоды от роста российской экономики (по крайней мере, до экономического кризиса 2008), однако отказываются смириться с политической коррупцию. Однако огромная энергия, всплеснувшаяся во время «Снежной революции», быстро пошла на убыль весной и летом 2011.
Застигнутая врасплох и встревоженная протестами власть в Кремле применила грубую силу при задержании оппозиционеров и обвинила в организации акций протеста внешних врагов. (По словам Путина, своими заявлениями о том, что выборы были нечестными, США якобы подали «сигнал» российским оппозиционерам).

Одновременно мы стали свидетелями разногласий в рядах оппозиции, ее спорах о стратегии, и отсутствия успеха в расширении политической базы в регионах.

По мнению эксперта Стефана Хедлунда из Уппсальского университета, который 11 апреля  выступил в университете Джорджа Вашингтона, время уличных протестов в России,  таких, как во время «снежной революции», ушло. Эксперт образно назвал участников акций протеста   «Gucci-демонстрантами», т.е. представителями среднего и высшего среднего класса, которые выступили не за «хлеб и масло», а выдвинули «моральные» требования,  в частности – честные выборы. По мнению Хедлунда, который находился в то время в Москве, режим очень «эффективно» продемонстрировал, что таким выступлениям есть «цена», притесняя участников акций.

«Но ситуация может измениться, и протесты могут перекинуться в регионы, на фоне неминуемого ухудшения экономической ситуации в России, которая надеется исключительно на высокую мировую цену на нефть и не инвестирует в собственное развитие», – сказал Хедлунд.  По его словам, в Москве и Петербурге требованием митингующих была смена режима. В регионах, по мнению эксперта, люди будут требовать  хлеба и зарплат на фоне того, что правительство, по мнению эксперта, не сможет их этим обеспечить.  Тогда «ситуация может выйти из-под контроля, я имею в виду силовой сценарий», – считает Хедлунд.

Хедлунд задался вопросами, что же все-таки произошло в России во время «Снежной революции», что подтолкнуло людей выйти на улицы, изменилась ли Россия?  Он привел данные соцопросов, согласно которым, ценности россиян поменялись по сравнению с теми, что были 10 лет назад,  сейчас все более на первое место выходят защита прав человека, борьба с коррупцией, честные выборы.

«Это означает, что люди стали менять свое мнение о происходящем некоторое время назад, протестные настроения накапливались » – сказал эксперт. По его мнению, показательными станут выборы в Думу 2016 и президентские  в 2018-м.  Хедлунд, экономист по образованию, также предположил, что надо менять модель управления России на фоне нерешенных экономических проблем,  инвестировать  в высокие технологии в энергетике. Если правительство не будет справляться, многие станут спасться с «тонущего корабля», подчеркнул эксперт, приведя пример бывшего министра финансов Алексея Кудрина.

Думаю, однако, Кудрин более амбициозен, чем считает Хедлунд. В российской провластной элите, а также в обществе в целом, многие россияне начинают колебаться, оставаться ли лояльными режиму. В регионах люди имеют мало общего с демонстрантами в Москве. Однако их отношение к власти более остро связано с экономическими обещаниями, и в случае их невыполнения, это может вылиться, как предполагают, в открытое противостояние.

Но угроза режиму  –  не только «народный бунт». Негативная реакция многих в путинском окружении на жесткую линию поведения власти,  подавление оппозиции, может привести к расколу в элите  (включая  «системных либералов»,  как Кудрин),  которая, возможно, все более пристально присматривается к альтернативным лидерам. Вместе с тем, так как политическая система вряд ли быстро изменится, даже в случае перемен в верхушке власти, стране будет угрожать сохранение ситуации: которую можно назвать «путинизм без Путина».